Последний барьер

– А почему нет? Жахнешь стаканчик-другой – и сразу чувствуешь себя человеком... Хозяева платят за лошадей тысячи, а выиграют они или нет – это от чего зависит? От того, как мы, конюхи, работаем их, убираем, ходим за ними – да что, вы сами, что ли, не знаете? А платят нам гроши... – Я покончил с третьим стаканом, икнул и добавил: – Справедливо это? Вот то-то и оно.

Бар постепенно заполнялся, и по тому, как мужчины приветствовали друг друга, по их внешнему виду я понял, что почти половина из них имеют отношение к миру скачек. Спрос на крепкие напитки заметно поднялся, и я не сразу поймал бармена, чтобы заказать четвертый за пятнадцать минут стакан двойного виски.

Круг, в центре которого я стоял, покачиваясь со стаканом в руке, становился все шире.

– Я хочу... – начал я. Что, черт возьми, я могу хотеть? Нужные слова не сразу пришли на ум. – Я хочу... мотоцикл. Хочу шикануть с девчонкой. Только по-настоящему. Поехать в отпуск за границу... остановиться там в первоклассном отеле, чтобы все вокруг меня бегали, стоит только палец поднять... пить любые напитки... начать откладывать деньги на собственный дом... Так что, сбудутся мои мечты?

Черта лысого. Сказать, сколько я получил сегодня утром? Семь фунтов и четыре пенса...

Вечер медленно проходил, а я все продолжал скулить и жаловаться. Зрители вокруг менялись, а я пел одну и ту же песню, пока не убедился – все, кто так или; иначе причастен к скачкам, уяснили, что у Инскипа работает конюх, жаждущий денег, желательно побольше.

Наконец, когда я сделал искусный пируэт и едва устоял на ногах, ухватившись за колонну, Гритс прокричал мне в ухо:

– Дэн, я ухожу, и тебе тоже пора! Если опоздаешь на последний автобус, пешком не дойдешь!

– Чего? – покосился я в его сторону. Рядом с ним стоял синий костюм.

– Давай помогу тебе с ним, – предложил он Гритсу.

– Гритс, дружище, раз ты говоришь – пора, значит, пора.

Мы потащились к двери, синий костюм – за нами. Я усердно спотыкался, так, что чуть не валил с ног Гритса. Сейчас, однако, это в глаза не бросалось – заносило не меня одного, и очередь конюхов на автобусной остановке покачивалась, словно океан в спокойный день. Я ухмыльнулся – в темноте моего лица никто не видел – и поднял глаза к небу. Что ж, сегодня посев прошел удачно, и если жатвы не будет и теперь, значит, все разговоры о допинге – это чистой воды сказки.

Не знаю, был ли я пьян, но на следующее утро голова у меня просто раскалывалась, где-то выше глаз вовсю стучал отбойный молоток. Ничего, искусство требует жертв.

Искрометный проиграл свой заезд на полкорпуса. Я не преминул громко заявить на трибунке для конюхов, что остаток моего недельного заработка пошел кошке под хвост.

В тесном загончике для расседлывания полковник Бекетт погладил свою лошадь по холке и сказал мне:

– Ничего, повезет в следующий раз. Я послал то, что вы просили, посылкой. – Потом отвернулся и возобновил разговор с Инскипом и его жокеем о прошедшем заезде.

В тот же вечер мы вернулись в Йоркшир, почти всю обратную дорогу мы с Гритсом проспали на скамьях в задней части фургона.

На следующий день, как и договаривались, я встретился с Октобером в балке, но новостей у меня почти не было, и разошлись мы быстро. Он, правда, сказал мне, что посланный Бекеттом материал собран молодыми энергичными курсантами из военного училища в Олдершоте, им объяснили, что это упражнение на смекалку и самостоятельность, своеобразный конкурс, и победит тот, кто подготовит наиболее полный и осмысленный доклад о жизни порученной ему лошади.

Возвращаясь в конюшню, я размышлял – как, черт возьми, солидно поставлена у полковника Бекетта штабная работа! Однако когда на следующий день я получил на почте посылку, я просто лишился дара речи. В ней было 237 машинописных страниц в картонном переплете – так выглядит рукопись книги. Этот объемистый труд был создан за неделю! Как же должны были работать эти молодые люди? А машинистки?

Уединиться для чтения было делом крайне сложным: с утра и до поздней ночи я все время находился на глазах. В конце концов выбор мой пал на туалет – там я все-таки смогу сосредоточиться и прочитать мощный фолиант. В ту же ночь я дождался, пока все заснут, прошел в конец коридора и заперся в туалете. Если кто-то начнет рваться, скажу – расстройство желудка.

Дело двигалось медленно: за четыре часа я прочитал только половину. От долгого сидения все у меня затекло, я как следует потянулся, зевнул и пошел спать. Никто не пошевелился. Следующей ночью я собрался продолжить чтение и ждал, пока все улягутся. Четверо конюхов ходили в Слоу и сейчас, сидя в холле, обсуждали прошедший вечер.

– А кто это был с Супи? – заговорил Гритс. – Раньше я его не видел.

– Вчера вечером он тоже был, – раздался другой голос. – Странный какой-то тип.

– А что в нем странного? – спросил один парнишка.

– Да так. – Гритс пожал плечами. – Глаза у него вроде как бегают.

– Будто искал кого, – добавил другой голос.

Справа от меня возле стены стоял Пэдди. Он твердо сказал: