Последний бросок на запад

Однако что-то здесь было не так. И Чернышев тоже не зря забеспокоился.

Может быть, в Емельянове тревогу породила наигранная беззаботность И вицы?

Вот что это значит! До него дошло. Теперь в их войну могут вмешаться американцы и решительно, как в Персидском заливе, навести тут мир. То есть война может принять более яростный характер. И главный удар будет направлен против сербов, то есть против него.

Да, он ехал сюда воевать и вполне понимал, что вместо денег может заработать кусок свинца в лоб, может попасть в плен и подвергнуться пыткам и так далее, но… Но все это было очень давно, когда он не встретил еще Злату, когда не было побега из хорватского плена, который сблизил его и эту девушку.

Раньше вообще ничего не было — не жизнь, а просто пустое существование. Теперь же умирать совершенно не хотелось. Теперь было просто необходимо жить, чтобы снова встретить Злату, чтобы помочь ей, если нужно, чтобы просто посмотреть в ее глаза…

Емельянов быстро вернулся на базу и буквально влетел, ворвался в комнату:

— Вадим, вставай!

— Что, уже пора? — Чернышев испуганно поднял голову от подушки. — Который час?

— Не знаю. Это сейчас неважно. Ты лучше расскажи, что там с этим самолетом и что с ООН?

— Каким ООН? Может, НАТО?

— Один черт.

— А что случилось?

— Да ничего не случилось, — до Димы вдруг дошла некоторая абсурдность такой его спешки. — Считай, что это просто неудачная шутка.

Чернышев многозначительно покрутил пальцем у виска и снова упал на подушку. Потом прикинул, что сон уже все равно пропал, и снова спросил Емельянова:

— Так сколько времени?

— Да вечер уже. Где-то пять, наверное, или шесть.

— Ну, хоть нормально поспал. Сейчас умоюсь, а потом у меня есть одно интересное предложение и я тебе его скажу.

— Давай, — Дима бросил Чернышеву полотенце.

Когда Вадим привел себя в порядок, он сел на кровать перед Емельяновым, достал расческу, причесался, а потом сказал:

— Я смотрю, у тебя нервы совершенно сдали — бесишься неизвестно с чего, глаза какие-то ненормальные.

Емельянов в ответ на это наблюдение только грустно улыбнулся, но ничего не сказал.

— Тут только два объяснения, — продолжил Вадим, — либо у тебя крыша поехала, либо влюбился, что в принципе — одно и то же, — Вадим усмехнулся и продолжил: — Так что давай сейчас раскрутим казаков на бутылочку «Русской» и…

Задумавшийся Дима только пожал плечами, что Чернышев принял за согласие и побежал реализовывать свое предложение. В принципе, водка здесь не была проблемой, но местную дрянь, граппу — виноградную водку, предпочитали пить как можно реже и только по необходимости, всему остальному предпочитая отечественную «Русскую».

Основательно поторговавшись с казаками и наобещав им с три короба, но потом, Вадим вернулся в комнату с водкой и закуской.

— Приступаем! — весело сказал он, потирая руки. — Сейчас примем легонько, а потом раскрутим нашу проблему со всех сторон.

Он разлил водку по кружкам и чокнулся с Емельяновым:

— Будь здоров!

— И тебе того же!

— Теперь закусим, — комментировал свои действия Чернышев. — Закусили — можно и поговорить. Ненавижу это занятие на трезвую голову, — признался он, даже не заметив, как саркастически улыбнулся при этом признании его собутыльник. — Ну, рассказывай, что ты там выведал еще про самолет.

Емельянов закурил, щелкнув зажигалкой.

— Ты сначала расскажи.

— Да я тебе все уже рассказал. Самолет упал, пилот катапультировался. Американцы просили найти, а. сербы их дипломатично отослали очень далеко, так что американцы теперь злы, как черти, и готовятся к наступлению. Конечно, возможно, что все и не так…

Емельянов задумался, силясь понять, что стоит за словами Вадима и в чем причина его веселости? Поговорить предложил и сам за водкой к казакам сбегал.

Нет, что-то тут определенно не так. Вадим бывал таким услужливым и приветливым только тогда, когда ему, Чернышеву, что-то было надо от собеседника — денег ли, помощи, простого участия… Значит, ему что-то надо и теперь — и это совершенно очевидно.

Приятели приняли еще понемногу, и Чернышев решительно сказал:

— Не знаю, что у тебя за мысли в голове, но меня вся эта беда с американцами здорово беспокоит. Я предлагаю сейчас, пока не поздно, перейти к хорватам.

— Как это?..

Вадим принялся деловито пояснять:

— Тем более, что, ты сам говорил, там значительно больше платят.

— Это не я говорю, это они так говорят, — наконец пришел в себя Емельянов.

— Раз говорят, значит — платят.

— И что?

— Ну как что? Рвем?

Емельянов вздохнул.

— Не знаю…

— Ты, главное, не тяни резину. Надо решать быстро и желательно даже сегодня.

— Почему именно сегодня?

— Время идет.

— Не понимаю, к чему такая спешка.

Презрительно хмыкнув, Чернышев объяснил тоном школьного учителя:

— Время — на вес золота… Так что думай. А пока расскажи про хорватов. А то ты про плен толком и не рассказал.

— А что говорить — плен как плен, — отмахнулся Дима. — Издеваются, в вонючих камерах держат. Кормят баландой.

— Понятно. А тебя там, думаю, явно по голове били, рефлексы отбили окончательно. С чего это ты сегодня такой задумчивый? Меньше думай, — посоветовал Чернышев, — здоровее будешь…