Последний бросок на запад

Совместный побег заставил их забыть, что они находились по разные стороны фронта, что до недавнего времени воевали друг против друга, что еще несколько месяцев назад именно Новак допрашивал пленного Емельянова.

Угроза расстрела и совместный побег сделали все эти противоречия настолько мелкими и незначительными, что вспоминать о них казалось дикостью. Главным было выжить…

Но появление девушки словно топором разрубило все новое, что возникло между русским и хорватом. На сцену вышел старый, необузданный природный инстинкт борьбы за женщину…

Злата растерянно смотрела то на одного, то на другого. Но растерянность длилась недолго. Дмитрий увидел, что она улыбается и смотрит с любовью на него. Только на него! Дима сразу припомнил, как бывший ее муж называл Злату шлюхой, как доказывал, что совершенно ее не любит, как… Он оглянулся на Новака — тот сидел весь подобравшись, словно готовый к прыжку. Его ноздри раздувались от ненависти. Русский не обратил на это внимания. Он шагнул ей навстречу.

— Дима! — вдруг закричала Злата.

Новак выхватил нож, который висел у него на поясе, и бросился на противника.

Емельянов даже усмехнулся — ему приходилось сталкиваться со всяким, не зря он столько лет упорно тренировался. И Дмитрий двинулся навстречу Новаку.

Тот сделал выпад. Ударом ноги Емельянов выбил нож у противника. Оружие, кувыркаясь, сверкнуло в воздухе и отлетело к стене.

Новак, однако, не потерял равновесия и, улучив момент, нанес русскому сильный удар кулаком в челюсть; Дима не устоял на ногах и упал на пол. Он едва успел откатиться в сторону, когда Новак подскочил к нему, чтобы нанести удар ногой.

— Сука, ну все… — прошипел Емельянов и вскочил на ноги.

Теперь преимущество было явно на его стороне — невооруженный хорват был просто беспомощен перед страшным русским наемником, настоящей машиной убийства.

Первый удар согнул Новака пополам. Второй заставил еще больше согнуться. Изо рта Мирослава пошла кровавая пена.

От следующего удара в глазах у Новака засверкали искры и он отлетел к противоположной стене, с размаху ударившись о бетонный выступ.

Дима решил, что все кончено, и устало улыбнулся Злате. Теперь их разделяло несколько шагов.

Но тут сзади раздался голос Новака:

— Русская свинья… Тебе хана.

Дима обернулся и просто оцепенел — прямо на него смотрело дуло трофейного автомата, который он в пылу боя совершенно упустил из виду, чем не замедлил воспользоваться противник.

— Не двигайся, — Новак сплюнул кровавую слюну, — иначе пристрелю на месте.

Дима замер, соображая, что же можно сделать в этой ситуации. Было только непонятно, почему Новак до сих пор не стреляет — ему достаточно только один раз нажать на курок…

«Узи» — хорошее оружие…

Новак с ненавистью смотрел в глаза русскому и не видел больше ничего. Он не видел свою жену, которая тщательно прицелилась и нажала спусковой крючок пистолета.

Прогремел выстрел — и бывший капитан хорватской армии упал на спину. Прямо в центре лба у него было большое красное пятно. Кровь струйками стекала по лицу на грязный пол.

Дима удивленно посмотрел на Злату, у которой в руке еще дымился пистолет.

— Дима!

Девушка порывисто бросилась к наемнику и обняла его.

— Дима… — снова прошептала она.

— Злата… — эхом отозвался Емельянов.

Кругом валялось битое стекло, куски штукатурки и кирпичи. Дом был окружен и заминирован! Но им обоим было абсолютно плевать на то, что происходит вокруг — главное было, что они наконец вместе. Что не надо думать и гадать, где и как там другой. Не надо тревожиться, не надо плакать ночами, не надо видеть кошмарных снов. Они опустились на пол, стараясь не задеть опасных проводочков и плохо укрепленных досок.

Дима стал целовать ее — в губы, в нос, в щеки, шею, срывая одежду и прижимая любимое тело к себе все крепче. Их великая страсть зародилась в опасности, между стрельбы и смертей. И сейчас они все-таки соединились, бросая вызов хаосу и гибели, в заминированном доме, у тела поверженного ненавистного мужа в торжестве любви…

Прошло несколько часов. Стало темнеть. По-прежнему не стреляли.

— Как ты сюда попала? — спросил Дима, нежно гладя ее бедро.

— Узнала, что ты бежал… И тоже удрала из комендатуры, где меня держали. А здесь увидела, что двое снайперов на позиции перепились и дрыхнут, и приползла. Я бы к тебе и через линию фронта переползла, милый.

— Злата, уже стемнело, пора уходить. Вот только не знаю — куда.

— Может, пойдем к сербам? — предложила девушка.

Дима поморщился.

— Я тоже сначала так думал. Но теперь вижу, что нельзя. Они скорее всего считают, что я вместе с Чернышевым перешел на сторону хорватов. Ты знаешь эту историю? Вадик, мерзавец, у ваших уже чуть не в начальниках ходит.

— А если ты придешь и все честно расскажешь? Мол, твой друг тебя обманом заманил, а потом предал. Давай, а?

— Ага, и скажу: пожалейте меня, хорошего, я так больше не буду, — хмуро сказал Емельянов. — Нет, не поверят. Господи, ну и ситуация. Туда нельзя, сюда нельзя. Одно только счастье, что ты со мной.