Последний человек

В своих поисках я удалился довольно далеко от места, куда был выброшен волнами, и оказался возле одной из сторожевых башен, которые на равном расстоянии друг от друга стоят вдоль итальянского берега. После долгого созерцания угрюмого лика природы я обрадовался этому приюту и этому творению человеческих рук. Поднявшись по витой лестнице, я очутился в караульном помещении. По милости судьбы я не нашел там никаких бередящих душу следов прежних обитателей; несколько досок, положенных на железные козлы и покрытых маисовой соломой, могли служить мне ложем; в открытом ящике я увидел несколько заплесневелых сухарей; они возбудили аппетит, который я долго не ощущал. Из-за проглоченной морской воды и истощения всех сил меня мучила нестерпимая жажда. Удовлетворение этих потребностей добрая природа сочетала с приятными ощущениями, так что меня — даже меня! — оно освежило и успокоило. Я поел скудной пищи и выпил немного кислого вина из фляги, оставшейся в покинутой караульной; затем улегся на постель, которой потерпевший кораблекрушение не мог пренебрегать. Земной аромат сухих листьев был мне приятен после отвратительного запаха водорослей. Я забыл о своем одиночестве, не заглядывал более ни в прошлое, ни в будущее; все чувства мои отдыхали. Я уснул, и мне приснились милые сцены жизни на земле: как косят сено, как пастух, загоняя стадо, свистом зовет своего помощника, верного пса. Слышались звуки и мелькали образы позабытой с мальчишеских лет жизни в горах.

Но проснулся я в ужасе, ибо мне почудилось, будто океан, выйдя из берегов, смыл материки с их могучими горами, с любимыми мною реками, с лесами и стадами; он бушевал с неумолчным грохотом, сопровождавшим гибель последних людей. Очнувшись, я увидел себя в стенах караульного помещения; в единственное его окно барабанил дождь. Как страшно очнуться от сонного забытья и вместо утреннего приветствия услышать лишь жалобы собственного страждущего сердца; из страны обманчивых сновидений вернуться к тягостному сознанию непоправимого бедствия! Так было со мной, и так будет вечно! Бывает горе, которое может со временем притупиться; и даже мое в течение дня смягчалось порой чем-нибудь приятным, доставленным мне воображением или органами чувств. Но по утрам, когда я только просыпался, сердце мое готово было разорваться, а душу переполняло безысходное отчаяние, В то утро я впервые пробудился на мертвой земле — пробудился один, — и погребальная песнь моря, слышная даже сквозь шум дождя, вернула мне сознание моего несчастья. Она звучала упреком и насмешкой, подобно угрызениям совести. Я стал задыхаться, жилы и мускулы моей груди напряглись, мешая дышать. Я зажал пальцами уши, спрятал голову в сухие листья, устилавшие мою постель, и готов был зарыться в глубь земли, лишь бы не слышать этих ужасных стонов.

Но я еще не выполнил всего, что было необходимо, — и снова вышел на проклятый берег, вновь тщетно вглядывался в даль и оглашал ее зовом, на который не было ответа; и голос мой оставался единственным человеческим голосом, которому отныне суждено было звучать над землей, выражая человеческую мысль.

Как несчастен и жалок я был! Самый вид мой и одежда говорили о моем отчаянии. Волосы мои свалялись и слиплись, тело было изъедено соленой водой; очутившись в воде, я сбросил верхнюю одежду, мешавшую плыть; дождь вымочил оставшиеся на мне тонкие летние одежды, ноги были босы и до крови исцарапаны камышом и обломками раковин. Я метался по берегу, то вглядываясь в отдаленный утес среди песка, обманутый его очертаниями, то гневно укоряя безжалостное море в несказанной жестокости.

Вначале я сравнивал себя с Робинзоном Крузо, монархом пустынной земли³⁷⁹. Оба мы оказались одинокими — он на необитаемом острове, я в обезлюдевшем мире. Что касается так называемых земных благ, то я был богачом.