Словно летишь на аэростате. Даже взрывов не слышно.
– Быстрее звука летим, оттого и не слышно.
– Четыреста. Мы замедляем ход и снижаемся. Высота всего пятнадцать километров.
– Но ведь здесь температура должна быть значительно ниже, чем на поверхности земли, скорость же звука уменьшается с понижением температуры…
Винклер кивнул утвердительно.
– …доходя при нуле до трехсот тридцати двух метров в секунду. Сейчас, вероятно, мотор уже выключен.
– А каков потолок?
– Двадцать-двадцать два километра. Это самая выгодная высота, если не гоняться за рекордной скоростью.
– Комариный взлет. Двести-триста километров – куда ни шло! Пятьсот-шестьсот – это настоящая высота! – послышался голос третьего пассажира.
Дымя египетской сигареткой, к креслу Винклера подошел Генри Блоттон. Лорд был одет в теплый светлокоричневый спортивный комбинезон, хотя в такой «прозодежде» не было никакой необходимости: кабина стратоплана хорошо отапливалась электричеством и снабжалась чистым воздухом. В ней было тепло, уютно, комфортабельно, как в купе пульмановского вагона.
– Аэропланные рекордсмены высоты, разумеется, копошились в пыли по сравнению с нами. Для всех этих «саундерс-валькирий», «фарман-суперголиафов», «юнкерсов»
двенадцать-пятнадцать тысяч метров были уже почти предельной высотой. Исследователи стратосферы поднимались повыше. Но они поднимались на аэростатах. А вот недавно в «Таймсе» я читал…
Блоттон оседлал своего любимого конька и начал нескончаемый разговор о рекордах высоты, о соперниках, которые могут оспорить его лавры, о шансах на победу таких же рекордсменов, как он.
– Вы отправитесь в межпланетное путешествие и сразу побьете всех своих соперников, – сказал Винклер.
Блоттон не понял насмешки.
– Да, но… опасаюсь, что об этом не будет напечатано в
«Таймсе» и мои соперники просто не узнают о новом рекорде, – меланхолически ответил он.
Стратоплан снижался и замедлял ход. Горы на горизонте росли, темный цвет неба бледнел, голубел, одна за другой гасли звезды, как на рассвете.
Далеко внизу, у подножья гор, как ярко-зеленый океан, разлилась буйная тропическая растительность.
– Анды – южноамериканское продолжение Кордильер,
– сказал Винклер. – За ними пустынная низменность, а дальше – скалистые горы республики Эквадор.
– Удивительно! К этому трудно привыкнуть. Какая скорость, какая победа над пространством! – воскликнул
Фингер и еще раз пережил весь полет.
Европа – словно большая карта. Справа – Азорские острова, слева – острова Зеленого Мыса, едва различимые даже в сильнейший морской бинокль, Южная Америка…
Бассейн Амазонки с ее притоками, похожими на ветви дерева… Полукруг «атмосферного торможения» над Великим океаном и вновь берега Южной Америки, уже западные.
– Да, неплохой способ изучения географии. Это получше наших школьных книг и карт, – сказал Генри. – Но скорость черепашья. Иное дело – космический полет!
– Космический полет! Черепашья скорость! – в тоне
Блоттона продолжал Винклер. – Что значат какие-то двенадцать-восемнадцать километров в секунду космического полета по сравнению хотя бы с тридцатью километрами полета Земли? А звездные туманности! Некоторые из них летят с огромной скоростью.
– Именно? – спросил Блоттон.
– Около тысячи километров в секунду – обычная средняя скорость. Но есть и исключения. По новейшим данным, туманность Большая Медведица номер двадцать четыре летит со скоростью одиннадцать тысяч семьсот километров в секунду, Лев номер один – почти двадцать тысяч километров.
– Да, такая скорость мне нравится. Но не смейтесь, любезный Винклер. Я мало понимаю в таких вещах, но наш друг Лео Цандер говорил мне, что когда мы в совершенстве овладеем радиоактивной энергией, то можно будет достигнуть и скорости света.
– Увы, даже со скоростью света вам придется лететь до ближайшей звезды четыре года и четыре месяца. До других же солнц-звезд, которых мы считаем нашими «соседями» в мировом пространстве, – десять-пятнадцать лет.
Лишь несколько десятков звезд находятся от нас на таком близком расстоянии. До остальных пришлось бы лететь сотни и тысячи лет. Вас окружала бы необъятная пустыня в течение месяцев, годов, десятков лет. Всякое понятие о времени исчезнет.
– Какая ближайшая к Солнцу звезда? – спросил Блоттон.
– Альфа Центавра. Всего около сорока триллионов километров.
– Четыре года с небольшим – не так уж много.
Помолчав, лорд Генри вернулся к земным делам:
– А почему, собственно, для старта выбрано это дикое, пустынное место?
– Именно потому, что оно дикое, пустынное, нелюдимое. Таково желание акционеров вашего дикого общества
«Ноев ковчег». Конспирация.
– Но ведь пустынных мест немало на земном шаре,
взять хотя бы Южный полюс. Там нам никто не помешал бы, даже вездесущие репортеры. Почему именно здесь? Я
хотел бы знать, чем определялся выбор.
– На это были свои, и немаловажные, основания, –