Последний день Славена. Том 2

Славер вовремя вспомнил о Войномире. За всеми наблюдениями за горящим Славеном, за мыслями, во что выльется для него лично и для города эта победа, как-то забылось о том, что Войномир прислал гонца. Следовало прочитать берестяную грамоту и поговорить с самим гонцом князя. Воевода полез за пазуху, куда, как помнил, положил скруток бересты, но не нашел его. Это сразу вызвало беспокойство. Славер зашел в свою горницу, разделся, даже кольчугу снял, хотя понимал, что спрятать скруток под кольчугу никак не мог. Но грамоту не нашел. И никак не мог сообразить, где мог обронить ее. Мысли о том, что посадник Ворошила мог вытащить бересту из-за пазухи не возникло. Сам воевода только однажды покидал сани за всю дорогу. Когда остановились, чтобы подобрать с дороги славенского воеводу Первонега, и все. Потом только в своем дворе. Значит, следует поискать. Искать, наверное, стоило только во дворе. На дороге возле Славена – дело бесполезное. По этой дороге уже, наверняка, столько жителей города вышло и выехало, что бересту обязательно кто-то подобрал.

Воевода вышел на крыльцо, и увидел, как Белоус разговаривает о чем-то с воем Волынцом, только отдохнувшим после дальней дороги. Разговаривали два воя противоборствующих сторон, как давние знакомые. Похоже, знали друг друга давно. Славер спустился к ним, и просто спросил:

– Вы давно знакомы?

Многие жители Славена и Русы были не просто знакомы, но и приходились друг другу родственниками, и потому удивительного в этом ничего не было, хотя Волынец был из бьярминских варягов, и, кажется, даже родился в одной из крепостиц Бьярмии.

– Да вот, воевода, Белоус с меня кобылку требует, которую я у него вчера забрал. А я говорю, это военная добыча. А военную добычу отдавать назад не полагается. А он ссылается на то, что это кобылка не его, а княжича Вадимира. То-то я смотрю, сама из себя неказистая, а верткая, словно для боя обучена.

– Верни ему, – распорядился воевода, сам не понимая своей щедрости. – Я тебе за нее заплачу. Не поскуплюсь, не переживай. Неужто тебе одного твоего Ветра не хватит!

Волынец пожал плечами.

– Ветра мне хватит. Таких коней, как мой Ветер, не бывает в нашей жизни. Он один табуна таких кобылок стоит. Не смотри, что княжеских…

– Вот и хорошо, вот и верни.

Благодушие Славера было вызвано, скорее всего, такой значительной победой над Славеном. Победитель может себе позволить и щедрость, и благодушие.

– Скрутку берестяную тут, во дворе, не видели? Не валялась? А то я обронил где-то ненароком? – спросил воевода вполне спокойным тоном, каким говорят о вещах не слишком важных.

– Видел я, – сказал Белоус. – На крыльце лежала, должно. Дворовый человек поднял, и в дом занес. Как раз, когда я выходил. Он поднял, посмотрел, и занес.

– Что за человек? Каков собой?

– С обрубленным ухом…

– Это Велко… – сказал Волынец. – Он что-то все во дворе вертелся. Потом в дом ушел.

– Велко, так Велко… – спокойно сказал Славер. – А кобылку верни.

– Да я понял уже. Пойдем, что ли, в конюшню. Там она стоит…

Вои ушли. Белоус посмотрел на воеводу с благодарностью, и даже в подтверждение этого руку к груди приложил. А Славер в дом вернулся, и сразу нашел дворового человека Велко. Берестяная грамота была у него. Велко не знал, что это такое, и забрал бересту на растопку печи. Но сжечь еще не успел. Славер осмотрел скруток. С одной стороны он был придавлен чьей-то ногой, которая и печать сорвала и тоже раздавила, хотя воск на морозе обычно становится жестким, и не просто давится. Должно быть, тяжелый человек наступил. Может быть, сам воевода. Когда нес с воем Первонега, бересту уронил, и сам же на нее наступил. Но главное было в том, что грамота нашлась. Славер удалился в свою горницу, встал у окна, и развернул скруток. Стал читать. Читал он медленно, с трудом осиливая письменные слова, и повторял про себя то, что прочитал. Хорошо самому князю. Он не только один славянский язык знает. У него много учителей было. А Славера никто не учил всерьез. Только покойная мать в детстве. Да и она большой грамотностью не отличалась. Но что сама знала, то и сыну передала. А отец будущего воеводы, сам воевода и человек грамотный, всегда был в походах, и сыном начал заниматься только тогда, когда тот в седло сел, и взял в руки оружие.