Последний день Славена. Том 2

Князь Буривой спал, сидя на скамейке перед столом, положив на стол свои тяжелые руки, а на руки и кудлатую голову, которой никогда, наверное, не касался гребень. И едва-едва дышал. Но все-таки дышал, и дышал, к сожалению княжны, ровно, не как дышит больной человек. Это дыхание ее расстроило, и заставило уверовать в необходимость срочных действий, которые она задумала. Остановившись с торца стола, за которым князь сидел, Велибора долго смотрела на него, потом осмотрела горницу. Она боялась, что здесь кто-то еще окажется, кто помешает ей. Она боялась, и, одновременно, надеялась на это. Но в горнице не было никого, кто смог бы остановить княжну, и тогда она шагнула к подоконнику, где стояли баклажки с медом.

Рука предательски дрожала, когда Велибора снимала с баклажки берестяную крышку. Она вытащила из кармана заветный мешочек Бисении и стремительно, чуть не со злым размахом, вытряхнула содержимое в мед. При этом лицо труболетки словно бы висело где-то там, за окном, закрытым мутным бычьим пузырем, словно Бисения наблюдала за ее действиями. И сразу вспомнился уверенный и всегда твердый и острый, как нож, проникающий внутрь голос старухи: При этом говорила Бисения всегда тихо, чуть не шепотом, что заставляло прислушиваться к ее словам, чтобы не пропустить нечто важное[31].

– Против этого никакой человек не устоит, будь у него хоть сила ведмедя…

Но Буривой одним ударом убивал ведмедей. Много их за свою жизнь убил. Сколько у него сил? Этого Велибора не знала. Но надеялась на слова труболетки. Как-никак, а Буривой был просто человеком. Смертным человеком. И к тому же уже давно ослабленным болезнью после ранения. Загноившаяся рана съедала и сжигала его изнутри. И только та сила, что позволяла ему ведмедей убивать кулаком, позволяла князю бороться с болезнью, и цепляться за жизнь. Значит, нужен был только небольшой толчок, чтобы болезнь победила Буривоя. И княжна готова была помочь болезни.

От ворот в сторону княжеского жилища шли люди с факелами. Велибора наклонилась, и попыталась увидеть хоть что-то. Но мутный бычий пузырь был, в дополнение ко всему, еще и от мороза покрыт инеем, и не позволял рассмотреть ничего, кроме смутного плавающего огня факелов. Хотя факелы, по большому счету, уже были и не нужны. Даже бычий пузырь пропускал уже начинающийся медленный зимний рассвет. Кто-то, видимо, хотел так привлечь к себе внимание.

– Что ты здесь делаешь? – резко спросил голос князя за спиной. – Я разве звал тебя?

Княжна вздрогнула всем телом. Испугалась.

– Люди идут. С факелами… – сказала она.

– Зачем факела? Какие факела! Светает уже! – проворчал князь. – Дай мне меду.

Велибора оглянулась, словно бы мед отыскивая глазами.

– Под носом у тебя стоит. На окне.

Она увидела, и подала князю баклажку. Ту самую, к которой только что прикасалась. Буривой крышку не просто снял, а отбросил в сторону, злой спросонья или от мучительной бессонницы, отступающей лишь на короткие моменты. И одним большим глотком баклажку опорожнил.

За дверью послышался топот множества ног. В горницу без стука вошли два человека с факелами. Следом за ними воевода Военег. За Военегом еще два воя с факелами. Велибора искала взглядом Вадимира, но не нашла.

Буривой встал.

– Княже… Варяги полностью разбиты. Крепостица Воробьиный чих горит. Заломовую взять «изъездом» не удалось. По моим подсчетам, там около восьмисот воев осталось, не больше. Можно попробовать сразу с нескольких ворот ворваться. «Баранами»[32]

ворота выбьем… Если Астарата сам крепость не сдаст…

– Хорошо дрались! – одобрил Буривой хрипло.

– Хорошо, – согласился воевода. – Но…

– Вадимир? – спросил Буривой с беспокойством в голосе, словно все уже знал. Хотя и догадаться было не трудно, если с докладом прискакал не княжич, а только воевода. Как гонца воеводу не пошлют. Значит, он не гонец, а носитель печальной вести.

– Вадимир… – воевода опустил голову. – Ему стрела в позвоночник попала. Он под сирнанские меха кольчугу не одел. Скоро его привезут.

– Я знал, что так случится, – тихо, даже без хрипа в голосе сказал Буривой. – Подожди, сын, я тебя догоню…

Ноги его подогнулись, и князь тут же упал между столом и скамьей.

Воины подскочили к нему. Изо рта князя шла пена. Глаза его, еще широко раскрытые, красно светились при свете факелов, и стекленели прямо на глазах.

И только одна княжна Велибора знала, что случилось с князем. Все остальные думали, что сердце его не выдержало сообщения о гибели младшего сына. Но она, сосредоточенно следя за князем, не внимала словам Военега, и не поняла сразу, что случилось с мужем, хотя и слышала, что было произнесено его имя. И потому переспросила Военега:

– Вадимир где? Когда приедет?

– Его везут. Скоро будут. Я приказал готовить погребальный костер. А готовить их следует два. Или ты прикажешь сжигать их на одном костре?