Последний день СССР. Свидетельство очевидца. Воспоминания помощника президента Советского Союза

В ночь на 19 августа 1991 года бронетехника Красной Армии прибыла на площадь с таким же названием не для очередного празднования Октября, а по распоряжению Государственного комитета по чрезвычайному положению. Его члены, чьи имена были известны далеко не всем, утром оповестили граждан и остальной мир о том, что «праздник непослушания» под названием «перестройка» закончился и что его инициатор Михаил Сергеевич Горбачев «временно» отстранен от власти и изолирован на госдаче в Крыму…

…Как и большинство моих коллег по аппарату ЦК, я ушел в отпуск в августе, дождавшись отъезда генсека и президента в Форос. Когда рано утром 19-го я услышал по радио сообщение о том, что «по состоянию здоровья» Горбачев не может выполнять функции главы государства и по этой причине заменен в этой роли вице-президентом Геннадием Янаевым, помню, что сказал сам себе: «Ну вот, чего и можно было ожидать».

Разумеется, до этого я не получал, как Горбачев, каких-либо сигналов или хотя бы намеков на то, что подобное может произойти и что за спиной президента зреет заговор. Тем не менее в наэлектризованной политической атмосфере последних месяцев было нетрудно услышать грозовые разряды.

Наблюдая и частично участвуя сам в беспрецедентных событиях и переменах, начавшихся в стране с избранием Горбачева и связанных с перестройкой, я иногда ловил себя на мысли о том, что они не могут продолжаться бесконечно и беспрепятственно. Наверное, это мое ощущение было сродни реакции бедуинов из Сахары, которых, как я где-то прочитал, привезли в Канаду полюбоваться на Ниагарский водопад. Они стояли перед ним, оцепенев, и, когда их спросили, почему они не уходят, кто-то из них ответил: «Мы ждем, когда это кончится». Бедняги не могли вообразить, что где-то на земле существует место, где чистая вода льется по воле природы беспрерывным и щедрым потоком.

Как и Горбачев, я был на даче, но не в Крыму, а в 50 километрах от Москвы. Торопиться теперь было некуда. «Первый день они потратят на отлов команды Горбачева в Москве», – прикидывал я (позднее моя догадка подтвердилась: для «временного сосредоточения» наиболее близких соратников президента были предусмотрены казармы на нескольких военных объектах неподалеку от столицы). «На следующий день приедут за мной, – рассуждал я, видимо, преувеличивая значимость моей персоны. – Значит, по крайней мере, есть день для того, чтобы понять, имеем ли мы дело с «чилийско-пиночетовским вариантом», греческим «бунтом черных полковников» или со специфическим русским «блюдом».

В пользу последнего говорил тот факт, что исполняющим функции «заболевшего» главы государства объявили Янаева, которого я хорошо знал по прошлой совместной работе и кого мне трудно было представить в роли Пиночета.

Судя по тону деклараций ГКЧП (оказывается, и его провидел вещий Евгений Шварц в своем «Голом короле», назвав ВКБП – Временным Комитетом Безопасности Придворных), можно было предположить, что стрелять начнут не сразу. Прежде попробуют напугать всех, чтобы в наступившей тишине провести Чрезвычайный пленум ЦК или сессию Верховного Совета и сместить Горбачева, как Хрущева «за допущенные ошибки», а лучше – «освободить по его просьбе». Правда, как потом рассказывали свидетели, премьер Павлов, придя на заседание правительства, положил на стол рядом с собой пистолет и начал заседание фразой: «Ну что, будем сажать или расстреливать?»

Между тем очень скоро выяснилось, что шесть лет перестройки не прошли даром. Напугать путчистам удалось только республиканских вождей – от среднеазиатских партийных секретарей до украинского президента Кравчука, – которые немедленно встали «руки по швам», ожидая дальнейших указаний из Москвы, и заявили о готовности завтра так же ревностно служить ГКЧП, как еще вчера перестройке.

Судьба путча (и Горбачева) решилась в ночь с 20 на 21 августа, когда группа «Альфа» готовилась штурмовать Белый дом – центр сопротивления путчу, возглавленный Ельциным и окруженный символическим кольцом безоружных москвичей. Перед этим заместители руководителей трех силовых ведомств – Минобороны, МВД и КГБ – совершили последнюю инспекционную поездку и явились к своим шефам с выводом: штурм может кончиться «морем крови». Все трое отказались участвовать в операции.

Несколько лет спустя, проводя собственное расследование этой политической психодрамы, чуть было не закончившейся национальной трагедией, я спросил Крючкова, почему путчисты не применили силу. Его ответ был следующим: «Мы не хотели быть диктаторами».

После провала путча сам Лукьянов, которого путчисты прочили в преемники Горбачеву, разумеется, от прямой причастности к его организации открещивался. (Прокуратуру и суд, правда, он не убедил, в результате чего и был осужден вместе с остальными членами ГКЧП). Более того, Лукьянов презрительно отзывался о всей затее как о любительском «заговоре помощников, а не тех, кто принимает решения».