Последний день СССР. Свидетельство очевидца. Воспоминания помощника президента Советского Союза

Вряд ли Владимир Путин и другие российские политики, решившие «поворошить эти угли», всерьез готовятся поднимать вопрос об официальной перекройке границ между постсоветскими республиками. Тем не менее, регулярно демонстрируя «озабоченность» положением и ущемлением прав русскоязычных меньшинств на их территориях и щедро раздавая российские паспорта за пределами собственных границ – от Молдовы и Донбасса до Осетии и Абхазии, они явно напоминают властям бывших «братских» республик о том, что «русский вопрос» не снят с повестки дня на всем постсоветском пространстве и может в любой момент превратиться в политическую карту или силовой рычаг.

Даже если принять к сведению заявление нынешнего российского президента о том, что восстановление бывшего СССР в его прежнем виде нереально, это не означает, что Кремль не намерен сохранять его матрицу, ту «формулу ДНК», используя которую это государство может возродиться при благоприятных условиях, пусть и в ином облике.

Российские военные базы остаются, а иногда и возвращаются в места расположения бывших советских баз на периферии России. В урегулировании конфликтов на постсоветском пространстве на Кавказе – от армяно-азербайджанского до грузино-осетинского – участвуют российские военные. Внешние границы среднеазиатских республик, особенно после возвращения к власти талибов в Афганистане, прикрывают российские пограничники и воинские части. Они же постоянно перемещаются по прежней территории СССР в рамках непрекращающихся совместных маневров.

Независимо от того, какую новую форму или наименование примет пространство, раньше называвшееся СССР, – возрожденного «союзного государства», как в случае России и Белоруссии, «Евразийского союза» или символического «Русского мира», у которого, по определению Владимира Путина, «нет определенных границ», – по замыслу Кремля, оно должно объединить вокруг России постсоветские государства, превратив ее в автономный полюс влияния на карте многополярного мира.

Еще одним из компонентов генетической формулы, заимствованной у СССР, остается конфронтация с внешним миром. Большевистское государство родилось как вызов «старому миру» и как его тотальное отрицание. Вынужденное сожительство и даже «мирное сосуществование» с ним Советского Союза было, по убеждению его руководителей, временным перемирием, «передышкой», за которой должен был последовать, как утверждал Сталин сразу после войны уже в феврале 1946 года, неизбежный конфликт, историческое «выяснение отношений» с бывшими союзниками.

Уже тогда было очевидно, что тема «вражеского окружения» в стране, едва вышедшей из тяжелейшего испытания, предназначалась не для ее подготовки к новой войне, а для сплочения общества вокруг власти и вождя. Последовавшая «холодная война» с Западом превратилась в важную внутреннюю «скрепу» для системы и способ поддержания дисциплины на территории расширившегося соцлагеря.

И, наоборот, редкие периоды оттепели и разрядки в отношениях с внешним миром, как правило, оборачивались для СССР внутренними проблемами и внешнеполитическими осложнениями. Так, попытка десталинизации и провозглашение Хрущевым в 1956 году мирного сосуществования с Западом обернулись в этом же году антисоветскими мятежами в Польше и Венгрии и отправкой танков в Будапешт.

Разрядка 60-х годов спровоцировала «Пражскую весну» и единственную военную операцию стран Варшавского договора за его историю (против собственного члена). Впоследствии Л. И. Брежнев говорил в своем окружении: «Если бы мы этого не сделали, я бы не остался на посту генсека». Так что танки в Праге защищали не братскую Чехословакию от агрессии НАТО, а советского лидера в Кремле.

В свою очередь, «Программа мира» имени самого Леонида Ильича и его личный триумф, воплотившийся в подписании Хельсинкского акта, снизив уровень угрозы войны в Европе, привели к зарождению диссидентского движения в СССР и появлению польской «Солидарности», которую пришлось нейтрализовывать введением военного положения. На этот раз танки Варшавского договора не поехали в Варшаву – ими командовал польский генерал Ярузельский, – но цель была та же: защита «железного занавеса», отделявшего «советский мир» от всего остального.

Горбачев, положив конец «холодной войне», не учел, что в открытые ворота соцлагеря на волю хлынут не только главные союзники СССР, но и что сама «осажденная крепость» советского государства, лишившись заклятого классового врага, останется без защитных стен, поскольку Берлинская стена на самом деле прикрывала Кремлевскую.

Возглавивший постсоветскую Россию Владимир Путин считает, что он учел уроки и краха СССР, и несбывшиеся обещания горбачевской перестройки. Предложенная им России модель действительно освобождена от тех иллюзий, которыми в начале преобразований питались реформаторы. Но она же лишает Россию тех перспектив и надежд, которыми жило общество, освобождавшееся от десятилетий тоталитарной власти.