У Горбачева не было оснований обвинять в провоцировании центробежных тенденций внутри Союза только «безответственных» лидеров националистов. Он сам подложил взрывчатку под опоры централизованного государства, предприняв тотальную ревизию идеологической догмы, заложенной в основу большевистского государства.
После того как перестройка взломала официальный панцирь коммунистического интернационализма, которым оно было стянуто, возникший идеологический вакуум немедленно заполнился возвращением религий и национального фундаментализма. Прав оказался один из интеллектуальных вождей польской «Солидарности» Адам Михник, когда, переиначив ленинскую формулу, сказал: «Национализм — это высшая стадия коммунизма».
На начальном этапе различные националистические течения и Национальные фронты в советских республиках выступали под флагами демократических движений, готовых поддержать перестройку и ее лидера. Однако по мере расширения их массовой основы они начали формулировать более специфические требования, переходя под влияние сепаратистских лидеров, настроенных более радикально. Это вело их в лагерь оппозиции федеральному Центру и, соответственно, Горбачеву.
Неожиданным дополнительным стимулом для активизации этих сил стала горбачевская доктрина Нового Политического Мышления и новый облик внешней политики советского руководства. Эффектные шаги, предпринятые Горбачевым в отношениях с западным миром с целью развеять представление о Советском Союзе как угрожающей и агрессивной державе, вопреки его ожиданиям спровоцировали дестабилизацию обстановки на Востоке — не только внутри членов Варшавского договора, но и в «семье» советских республик. В итоге новая политика открытости Советского Союза по отношению к странам Запада сыграла роль бумеранга, который, вернувшись, нанес удар по ситуации внутри СССР.
Так, в частности, знаменитая речь Горбачева в декабре 1988 года на Генеральной Ассамблее ООН, призванная похоронить «холодную войну» и доктрину Брежнева и предназначенная прежде всего Западу, была услышана и на Востоке. В своем заявлении инициатор перестройки провозглашал право всех народов на «свободу выбора» их социальных систем и внутреннего устройства, сопровождавшееся объявлением о выводе из Восточной Европы полумиллиона советских войск. Это заявление дало зеленый свет серии «бархатных революций» в 1989 году в странах Восточной Европы, приведших к падению установленных Сталиным коммунистических режимов и Берлинской стены, возведенной уже Хрущевым.
Однако распространение вируса «свободного выбора» среди народов СССР грозило степным пожаром уже и Советской империи, так как в затылок восточным европейцам выстроились кандидаты на выход из СССР. В «разогретой» перестройкой политической атмосфере внутри СССР не пришлось долго ждать, чтобы сенсационные перемены внутри «братских» стран — членов Варшавского договора привели к ускорению и радикализации политических (уже оппозиционных Горбачеву) внутренних течений (начиная с России) и, разумеется, сепаратистских и националистических движений в значительной части союзных республик.
То, что советские граждане видели на своих телеэкранах благодаря гласности — сцены массовых демостраций против коммунистических правителей и режимов в Праге, Бухаресте и некоторых городах Восточной Германии, — придавало более выраженный антикоммунистический характер их собственным акциям протеста.
К тому же принципиальный отказ Горбачева использовать силу для вмешательства в процессы смены власти в странах Восточной Европы, даже когда на смену прежним лояльным по отношению к Москве руководителям и режимам приходили совсем иные, в том числе антикоммунистически и антисоветски настроенные лидеры, не мог не подтолкнуть радикалов среди республиканских националистов к использованию неожиданно открывшегося в Кремле «окна возможностей».
Вполне закономерно, что балтийские республики — жертвы сговора между Гитлером и Сталиным — были первыми, кто захотел последовать за их собратьями из Восточной Европы. Летом 1989 года многокилометровая людская цепь соединила три столицы прибалтийских республик в годовщину заключения пакта Молотова — Риббентропа, требуя его аннулирования и возвращения суверенитета трем тогда еще советским республикам.
Угроза распада СССР, еще недавно выглядевшая немыслимой, превратилась в актуальную проблему и немедленно стала важным политическим козырем в руках противников Горбачева самых разных направлений. Радикалы в лагере демократов, поддерживая Национальные фронты в республиках, требовали ускорения перестроечных процессов и включения в них реформы унитарного государства. Консерваторы обвиняли его в мягкотелости и капитулянтстве перед напором националистов и сепаратистов, которые своими выступлениями ставили под вопрос территориальную целостность Советского государства и даже итоги Второй мировой войны.