Последний день в... Париже

– Я тебя… – тихий всхлип, грудь сдавило бурей чувств к нему, – …я тебя люблю.

Алекс впился в мои губы поцелуем, полным бесконечными чувствами, взаимностью и глубокой безысходностью. Столько эмоций, вложенных в один поцелуй, невозможно было вынести.

– Но ты все-равно уедешь? – с горькой усмешкой спросил он, оборвав его.

Я кивнула, до крови кусая губы, и слезы опять потекли, отражая боль в его глазах.

К нам быстро подъехала машина из которой вышел водитель, назвав Алекса боссом начал помогать с парашютом. Тревожный вой сирен где-то вдалеке заставил его действовать быстро и четко. Каждое движение отточено до автоматизма: они быстро освободили стропы, затем аккуратно сложили ткань. Алекс ловко открыл рюкзак и сложил в него парашют. Каждое движение – сочетание скорости и точности.

Звук сирен усилился, и время истекало. Я, охваченная паникой, помогла затянуть рюкзак, и он с удивлением взглянул на меня.

–В машину, босс, пора!– настойчиво призывал водитель, забросив в тонированное авто рюкзак.

Улица постепенно заполнялась волнующейся толпой, застигнутой тревогой от звуков приближающейся полиции.

Алекс обернулся ко мне, протягивая руку, и приглашал занять место рядом с ним. Мысль об отказе мелькнула в голове. Это было бы разумнее для меня. Он, несомненно, начнет уговаривать меня остаться, звать замуж и всячески прибегать к запрещенным приемам, чтобы заставить меня передумать. А я могу сдаться. Я уже на грани.

Заметив колебание в моем взгляде, он сам крепко взял меня за руку и мягко повел к машине:

– Я обещал тебе, что все будет так, как ты хочешь, помнишь? – тихо, словно опасаясь моего внезапного бегства, произнес он. – И у нас договор. Пять дней, веснушка. И пять ночей. Не смей лишить нас последней!

День десятый

Ланг:Короче, мы подъехали, синий пежо, выходи.

Ланг:Эйнштейн, ты что, не в своем уме? У него не дом, а дворец! Ты осознанно от всего этого отказываешься?

Будущая Самойлова:Корвалол готов. Чемодан собран. Но, знаешь, не выйдешь — и правда лучше.

Будущая Самойлова:Не верю, что пишу это, но надеюсь, что ты останешься внутри.

Ланг:Ждем, как препода, 15 минут. Потом уезжаем. И тогда ты официально будущая невеста принцу…

Я продолжала листать сообщения на телефоне, не в силах различить буквы сквозь завесу слез. Утро уже пробудилось за окном, и Алекс, наоборот, наконец, уснул, кажется, крепко и сладко.

Судорожно вздохнув, я опустила телефон и повернула голову, снова любуясь этим великолепным мужчиной, которого я оставляю навсегда.

Я прикрыла рот рукой, чтобы сдержать громкий, рвущийся на волю всхлип. Все мое тело предательски дрожало от подавляемых рыданий. Я ощущала себя преступницей, самой безжалостной предательницей чувств.

В эту ночь Алекс сдержал свое слово – ни слова о предложении, не молил остаться, не пытался удержать. Он отпустил меня, как я и просила. Хотя в глубине души это было далеко не то, чего я действительно хотела.

До этой ночи я не знала, что такое по-настоящему прощаться, что значит заняться любовью в последний раз. Я, блин, все простыни залила от слез и любви к этому мужчине! В нашей близости было столько чувств, сколько я за всю жизнь не испытывала. Боже, это было по-настоящему прекрасно!

Мой прекрасный, идеальный извращенец.

Осторожно соскользнув с кровати, я на цыпочках пробиралась по комнате, собирая разбросанную одежду. Одеваясь, старалась не создавать ни звука, и оглядела спальню в последний раз.

Оставалось сделать последний шаг — оставить кольцо. Почти беззвучно положила его на прикроватную тумбу, осознавая, что не оставила Алексу записку.

А что я могла написать? Все, что я хотела сказать – сказала. А за ночь показала.

– Спасибо тебе за все, – прошептала я, глядя на спящего мужчину. Боль в груди отзывалась невыносимым тягучим спазмом.

Я зацепила с пола разбросанную обувь и все так же на цыпочках прокралась к двери. Обернувшись напоследок, положила руку на солнечное сплетение, ощутив, как чувства разрывают изнутри.

– Прощай, – тихо прошептала я, разворачиваясь и убегая, оставаясь босой, с намерением обуться уже на улице или в машине.

Я вдруг представила, что сейчас он проснется и побежит за мной, как в каком-нибудь фильме, над которыми любит порыдать Сонечка.

У самого выхода из квартиры я натолкнулась на Марию Леонидовну, которая, увидев меня, сразу все поняла. Она смотрела на меня с болью в глазах.

– Все же уходишь? — спросила она сухо, стараясь удержать строгий вид.

– Простите, – сипло прошептала я, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться в голос. Снова.

Женщина разочарованно покачала головой.

– Ты совершаешь большую ошибку, девочка…

– Знаю.