— То, что ты так заинтересовалась делами Северного Предела, заслуживает восхищения, Эвирайя. Особенно после того, что ты сказала на прошлой неделе о леди Грейдон — как ей может нравиться жить среди этих… как ты высказалась? Дикарей?
— Кайерт! Как ты можешь так говорить? Меня ужаснула смерть ребенка.
— Первый раз слышу, что тебя интересуют дети, а в особенности дети охотников из Северного Предела, но забудем об этом. Я не могу избавиться от ощущения, что не пролети один из моих кораблей над поляной, где вы так мило беседовали, я бы ничею об этом не узнал. Меня не проведешь, Эвирайя. Хитроумные планы рождаются в твоей головке с удивительной легкостью. Происходит что-то загадочное, и я уверен, ты не останешься в стороне. Ты расскажешь мне, или я должен сам узнать?
Не получив ответа, он повернулся и посмотрел на жену. Она ответила ему раздраженным взглядом и сердито бросила:
— Если будешь обращаться со мной как со служанкой, стащившей серебряные ложки, мне вообще не о чем с тобой говорить!
Она повернулась на другой бок и уставилась в стену, однако от Кайерта не укрылось то, как она нарочито изящно выпростала ногу из-под мехового одеяла, намекая на возможность забыть о споре.
Кайерт вздохнул. Он любил жену, но редко показывал это. Он не любил открытого проявления чувств, в его любви не было вспышек яркой страсти. Но он не ставил это себе в вину, скорее считая, что его поведение вполне подходит его титулу и службе. Все его помыслы занимали братья ветра и Симбалия.
Эвирайя беспокойно посматривала на мужа, уверенная, что ее хитрости остались втуне. Она слишком много лгала и теперь с трудом понимала, как сможет их брак вместить правду. Довериться мужу — значило уступить главенство, а этого она как раз не могла принять. Если уж не страной, то хотя бы мужем она должна была управлять.
К удивлению Эвирайи, Кайерт пересек комнату по направлению к лестнице и начал спускаться. Ступени вели через резной потолок главного зала дерева, в котором они жили, вниз, в просторный холл. Кайерт взял плащ у стражника, стоящего у подножия лестницы, и вышел на улицу.
Эвирайя перевернулась в постели. Иногда она жалела, что у нее такие длинные ногти! Ей хотелось со злостью сжать кулаки, но все, что она могла сделать, это ударить изо всей силы ладошками по шелковым простыням. Выместив злость, она прислушалась, надеясь услышать шаги возвращающегося мужа.
Он не вернулся.
Она была зла, разочарована, но более всего обеспокоена. Она никогда не была до конца уверена в том, что он любит ее, часто думая, что он скорее гордится тем, что он муж принцессы Симбалии. В Надлесье браки совершались по обоюдному согласию, но в королевской семье это еще был и вопрос политики. Будучи принцессой, Эвирайя могла выбрать себе в мужья любого. Семья немало удивилась, когда ее выбор пал на сурового, молчаливого Кайерта, чью улыбку можно было увидеть разве что на борту воздушного корабля. Он держался в стороне от Семьи и связанной с ней политики и именно этим ее привлек. В представлении принцессы, такой человек был неподкупен. Ей казалось, что он был единственным, пожалуй, кроме короля Эфрайона, человеком в Семье, которого она не могла бы при желании заставить плясать под свою дудку при помощи женских чар. Удерживать первенство в таком браке было непросто, но пока ей это нравилось.
Она лежала в постели, чувствуя себя покинутым ребенком. Кайерт никак не хотел понять важность того, что она делает! У нее отняли то, что по праву принадлежало ей, — Рубин Симбалии! Ее, законную наследницу, обошел простолюдин! Она почувствовала, как кровь стучит в висках при одной мысли об этом. Как позорно! Как больно! Идти по улицам Симбалии, вдоль колоннад деревьев, и знать, что женщины смеются над ней, прикрываясь веерами, что мужчины усмехаются и подшучивают над ее нынешним статусом при дворе! Эвирайя, принцесса Симбалии, у которой рудокоп отнял корону! Она не могла позволить этому фарсу продолжаться. Она выставит Ясветра из дворца, она еще почувствует вес камня на своем лбу, а потом… Она не была уверена в том, что будет потом. Потом все как-нибудь само собой образуется. Она будет править Симбалией, и они все еще попрыгают.
Вдруг она вскочила и села, раскидав меха и шелк. Через открытое окно она услышала стук копыт у крыльца. Кайерт вернулся! Она накинула халат и поспешила вниз по лестнице. Она покажет ему, что она сожалеет о ссоре, скажет, что виновата, и попросит прощения. Когда его мужская гордость будет успокоена, Кайерт наверняка забудет о ее беседе с северянином, по крайней мере до тех пор, пока она не будет готова сказать ему правду.
Жестом отмахнувшись от слуги, она сама настежь распахнула тяжелую дверь. Это был не он. У двери стоял незнакомый всадник ветра. Эвирайя долго смотрела на него, успев заметить, что в руке он держит запечатанный конверт, а затем плотнее запахнула халат.
— Да? — надменно спросила она.
— Прошу прощения, миледи. У меня послание для принца Кайерта…
— Я приму. Принц… не может вас сейчас принять.
Всадник ветра, совсем молодой юноша, смущенно заморгал: