Последний дубль Декстера

– Да нет, ничего, – сказала она. – Я просто… извините за все это. Бедняжка Кэти очень мне предана. И очень хорошо работает, правда.

– Уж наверное, – кивнул я. – Если вы разрешаете ей писать вам на пол.

Джекки хихикнула – настолько же заразительно, насколько неожиданно, и я невольно улыбнулся в ответ.

– Она ведь и правда описалась…

– А если бы и нет, – ухмыльнулся я, – там и кофе уже хватало.

Джекки снова хихикнула и начала опускаться в кресло, в котором только что сидела Кэти. На полпути она спохватилась и резко выпрямилась.

– Ох! – произнесла она. – Тут же… Пожалуй, я выберу кресло посуше.

– Хорошая мысль, – согласился я. Джекки перебралась на угол дивана и со вздохом откинулась на подушки. Потом ее взгляд упал на стопку бумаг, оставленных Кэти, и она как-то сразу напряглась.

– Письма, – сказала Джекки, и улыбка сбежала с ее лица.

Наверное, по причине многократного обзывания меня ублюдком я не сообразил, что она имеет в виду.

– Какие еще письма? – удивился я.

Джекки кивнула в сторону бумаг на столе.

– От него, – объяснила она. – От психа. Кэти привезла их для вас.

– А, – с умным видом отозвался я, хотя не могу сказать, чтобы так уж хотел их посмотреть.

Джекки продолжала глядеть на письма, и на ее лице читалось что-то среднее между тревогой и отвращением.

Прошла целая минута, а ничего так и не произошло. Я осторожно прокашлялся.

– Гм… – подал голос я. – Может, закажем обед?

Джекки посмотрела на меня с выражением, которого я не понял, потом наконец кивнула:

– Давайте.

Ужин у нас прошел довольно хмуро. Оживленное, легкомысленное настроение, царившее за коктейлями, испарилось, и Джекки почти все время смотрела в свою тарелку, ковыряя еду вилкой, но не съев почти ничего. А зря: ужин нам подали очень даже хороший. Я заказал говяжьи tournedos

– мне всегда было интересно, что это такое. И, увидев это название в меню, подумал, что лучшего случая узнать может и не представиться. К тому же это делалось из говядины – значит, я мало чем рисковал. На поверку tournedos оказались двумя ужасно вкусными кусками мяса, тушенного в вине и манговом соусе. Почему-то я не сомневался в том, что в изначальный рецепт манго не входило – в конце концов, разве есть во французском языке такое слово – «манго»? Однако получилось вкусно, поэтому ел я с аппетитом – и эти самые tournedos, и гарнир из картофельного пюре с чесноком, и брокколи на пару.

Джекки ела большого краба – или, по крайней мере, ей это подали. Она вскрыла клешню, потыкала в нее вилкой и положила в рот маленький кусочек, даже не окунув его в расплавленное масло. Еще она съела один стебель жареной спаржи и полвилки дикого риса. В общем, стало совершенно ясно, что с самой концепцией еды у нее проблемы. Я подумал, не предложить ли доесть за нее ужин – в конце концов, каменные крабы на деревьях не растут. Однако поразмыслив трезво, я все-таки от этого воздержался.

Честно говоря, это было последнее трезвое решение этого вечера, поскольку Джекки заказала нам по бутылке вина: красного к моим tournedos и белого к своему крабу. Та застенчивость, которую она выказала по отношению к еде, на вино никак не распространилась, так что, отодвинув от себя почти нетронутую тарелку, Джекки прикончила уже три четверти бутылки. Хорошая порция, если вспомнить мохито, выпитое чуть раньше, – впрочем ее движения оставались отточенными, а язык не заплетался, хотя говорила она немного. Я же не обращал внимания на ее молчаливость до самой середины обеда, поскольку целиком сосредоточился на содержимом своей тарелки. Однако по мере того, как начал стихать счастливый лязг столовых приборов, я все же заметил, что разговора ему на смену никакого не слышно. Взглянув на Джекки, я увидел, что она угрюмо смотрит в свою тарелку.

Настроения ей не поднял даже великолепный десерт. Я заказал себе лава-кейк под названием «Декадент», и он оказался отменным, хотя я так и не понял, что в нем было декадентского. Джекки заказала нечто вроде крем-брюле, но и к нему почти не прикоснулась. Ну, сковырнула корочку из жженого сахара сверху и похрустела кусочком – и все. Я даже заподозрил ее в применении витаминных инъекций, поскольку того, что она съела, явно не хватало для поддержания жизни.

Пришла прислуга и унесла остатки нашего ужина, а я запер за ними дверь. Джекки продолжала сидеть за столом, погруженная в себя. Интересно, подумал я, и сколько это будет продолжаться? И надо ли мне что-нибудь предпринять, дабы вывести ее из задумчивости? Судя по тому, как это делается в телевизионных драмах, у меня имелось две возможности: или заставить ее выговориться, чтобы больной вопрос ее больше не терзал, или же просто заболтать всякой ерундой, лишь бы сменить тему. Однако решить, какой из способов правильнее, я никак не мог, к тому же испытывал сомнения в том, что это входит в мои служебные обязанности.