Уоррен закурил. Луна осветила их фигуры, фанерные стены хлипкого штаба, поросшую колею. Короткая трава казалась иссиня-пепельной.
Они синхронно удивлялись одному и тому же – как получилось, что встретились здесь, в Лесу? И в городе друг друга навряд ли отыскали бы за жизнь, но в Чернолесье? Оба непостижимым образом подошли к последней черте, чтобы вдруг обрести казалось бы ненужную надежду. И оба боялись предполагать, что будет дальше. И каким будет их «дальше».
– Знаешь, что мы сделаем первым делом, когда выйдем?
Белинду особенно порадовали два слова: «выйдем» и «мы».
– Что?
– Надерем жопу твоему мудаку Килли.
Она хмыкнула.
– А стоит ли?
– Конечно.
– Думаешь, сама не могу?
– Не в том дело.
– А в чем?
Ее спутник замялся. Долго смолил молча, глядя вперед. Затем пояснил:
– В том, что ты женщина. И, значит, нуждаешься в защите.
Ей вновь сделалось тепло, хоть ночь остывала все ощутимее.
– А как быть с тем, что я женщина, которую учил бою Джон Сиблинг?
– Все равно женщина. Баба.
– Клуша, курица, – Лин рассмеялась.
Бойда не переделать, но она и не хотела.
Лишь расслышала в его молчании главное – «моя курица». Какое-то время вдыхала дым от его сигареты – крепкий, дерущий горло даже ей.
– Знаешь, я пришла к выводу, что действия, совершенные по злости или из чувства мести, ни к чему хорошему не ведут. Если ты когда-то злился, значит, боялся. А боялся потому, что тебя самого у себя в тот момент не было. Это неосознанность. Проще говоря: действие по шаблону, когда ты еще не проснулся…
Уоррен долго слушал про «пробуждение», «сон наяву», про способы проверки наличия присутствия у внутреннего «я», а после бросил бычок в траву.
– Я понял: это твоя монастырская херня. Но жопу Килли я все-таки надеру.
Поднялся и протянул ей руку – пора в лагерь, мол.
У старой сосны он свернул отлить, и вот тогда они ей встретились – два незнакомых человека. Вынырнули тихо, будто из ниоткуда – оба вооруженные до зубов. Чернявый и бородатый с золотыми зубами сразу слащаво зацыкал:
– Глазам своим не верю – крошка-крошка-крошка. Не бойся, дядя не обидит, кис-кис…
Белинда моментально достала ножи, интуитивно ощутила – смертники.
– Иди сюда, моя хорошая…
Она приготовилась отсечь им головы.
Но тут, словно ледокол-таран, ввинтился в их напряженное пространство Бойд. Взял Лин за локоть, повел в лагерь. Мужикам бросил:
– Не отставать.
– Чего хотели?
– Нам бы банки четыре мяса, две упаковки перловки и табачку, если есть. Закончился.
Лин сидела на бревне рядом с Олафом – рассудила, что так надежнее. Наемники то и дело озирались на нее, как на зверушку из зоопарка, – зыркали дико и похотливо, – таких бы не остановил вид ее ножей, перли бы напролом.
Второй понравился ей еще меньше первого – с узким лицом и выпуклым сверху черепом. А взгляд пристальный, но пустой – про таких говорят: «дома никого нет».
Даже Фрэнк временно прекратил пить и как будто сделался трезвым.
Уоррен быстро отыскал гостям необходимое, вручил холщевую сумку «яйцеголовому».
– Все, шуруйте.
– Это, босс, слышь, какое дело, – златозубый покосился на Белинду, – может, девку нам дашь? Пусть поживет с нами чуток, ну, хоть пару деньков. А то и недельку.
– Нет.
– Жалко, что ли?
– Девка – моя.
Рыкнул Бойд так, что все вопросы у смертников отвалились. Они даже в глаза ему смотреть перестали, отвернулись в стороны, как от тигра, который пометил сразу весь лес.
– За табачок…э-э-э… спасибо.
– Растягивайте. Следующий приход только через неделю.
– Ага…
Неприятные и пугающие типы удалились в чащу.
Почти сразу же пихнул в бок Олаф, да так пихнул, что Белинда чуть с бревна не свалилась.
– Хороший выбор, – усмехнулся в усы. – Одобряю.
И достал давно не чищенную секиру.
Почти полночь, а никому не спалось.
Официально дежурил Фрэнки, от костра никто не отходил. Олаф то и дело кидал взгляды на сидящую у палатки парочку, которая разглядывала карту Леса и о чем-то спорила. Бородач прислушался:
– … в дождь они становятся слабее раза в два. Не любят влагу.
– И как часто дождь?
– Месяц на месяц не приходится. Бывает, через день зарядит, а иногда по месяцу нет.
– Значит, полагаться на дождь мы не можем.
– Но очень бы нам помог.
– Сколько его ждать, Бойд?
И тишина в ответ.
– Чего-то затевают, – хмыкнул Олаф. И подумал о том, что затевают как будто что-то серьезное, – чуялка у него работала.
– Да, девки, они и есть девки, – с горечью сплюнул на землю Фрэнк, которому любой женский силуэт напоминал лишь о сердечной болию. – Думаешь, чего хорошего ему предлагает? Сейчас составят они план, ага, а потом – р-р-раз! – и след ее простыл. Все ветреные.
– Эта не ветреная, – улыбался усач в каске. – Эта надежная.
– Ты жил с ней как будто.
– Не жил, но вижу. Никому не далась, ему далась – выбрала. Значит, не уйдет.
Забулдыга достал флягу и выругался протяжным и обреченным звуком «э-э-э-э!». Один только Чен поглядывал на Белинду с интересом, но чуть обиженно.
– Интересно, есть у нее подруга?
– А ты спроси.
– Да, зачем я буду спрашивать. Все равно…
«В Лесу», – прозвучало безнадежно.
– А ты все равно спроси, – улыбнулся Олаф. – Никогда не знаешь.