Последний гетман

«Канцелярия утверждается по указам ее императорского величества, и оная есть департамент, президенту для управления всего корпуса академического принадлежащий, в которой члены быть должны по нескольку искусны в науках и языках, дабы могли разуметь, должность всех чинов Академии и в небытность президента корпусом так, как президент сам, управлять, чего ради и в собрании академиков иметь им голос и заседание, ученым людям и учащимся, кроме наук, ни в какие дела собою не вступать, но о всем представлять Канцелярии, которая должна иметь о всем попечение».

Асессор Григорий Теплов ликовал, что закончен такой тяжкий труд, а президент, поставив свою подписьи скрепив ее именной печаткой, тоже с неким ликованием вздохнул:

– Уф!… Хорошие ты там слова вставил – «в небытность президента»… Открой буфетец – пойду я… в эту самую «небытноеть»… Надолго, сам знаешь.

Свадьба? «Регламент?» Нет, все-таки свадебка!

VI

Еще в день обручения Государыня Елизавета Петровна пожаловала графу Кириллу Григорьевичу Александровскую ленту – как по-придворному называли орден Александра Невского. Разумеется, в парадном зале, при всех камергерах, маршалах, статс-дамах и фрейлинах, мечтавших втихомолку вот так же красиво за кого ни есть выпрыгнуть из девичества. Известно, что фрейлиной могла быть только незамужняя девица. Но ведь девичество невечно. Если повезет обратать какого-нибудь графа или князя, та же фрейлина могла подняться и на высшую женскую ступень: статс-дамой оказаться. Считай, генералом в юбке.

Генеральская позолота уже и тогда отсвечивала на мило открытых плечиках зардевшейся сквозь румяна фрейлины. Она плохо слышала, что говорилось и пелось в ее озолоченные, отягченные каменьями ушки. Да и жених -далек был от пышных речей, произносимых в присутствии Государыни особенно распевно и торжественно. В его ушах все еще звучал надрывный шепоток цыганки Азы Первой – в пригородном таборе, обосновавшем нечто вроде публичного дома, все были Азами, но только одна именовалась Первой! Кирилл дулся в сторону дружка Чернышева, который вначале упоил его вусмерть, потом с помощью своих гайдуков запихал в карету, почему-то без Азы Первой, которая любила кататься по пригородным и прибрежным рощам, да с такими-то знатными кавалерами; ее на сей счет успокоили: мол, в центр за покупками… сюрприз; сюрприз! Вот и с лихим ветерком пронеслись по Невскому – и дружка Черныша след простыл. А Кирилл, после бархатных каретных подушек, оказался на мокром от носопырной кровицы полу, под кулаками разъяренного братца. На этот раз ведь одним подзатыльником дело не закончилось. Сколь ни перекликайся ревом с оставшейся на взбережье Азой, из-под братних кулаков не выскочишь, шалишь!

Вот теперь Кирилл и дулся на дружка Черныша и в продолжении свадьбы, но разве можно долго дуться при таком сиятельном торжестве?

Он был при Александровской ленте, полученной как отступное за битье. Невеста сияла не только пятнадцатилетней юностью, но и всеми фамильными бриллиантами Нарышкиных. Батюшка адмирал смирился с тем, что дочь выходит замуж не за польского королевича или там немецкого герцога, а за казацкого пастушонка… прости, Господи, крамольные мысли, не доводи до ушей торжественно выступающей Государыни! Адмирал уже уразумел, что если это и поражение на море, так великая виктория на суше – виват, виват, виват! Право, трижды, по регламенту, прокричалось в его душе. Накануне, на радостях, он прямо из корабельных пушек громыхнул в честь любимой дочери фейерверком разорвавшееся приданое, в том числе и лучший на Москве родовой дворец и лучшее же подмосковное имение – Петровское, в коем сам воитель по пути из столицы в столицу всегда останавливался. Да и как иначе, зная о царском приданом его коронованной дочери?

Елизавета, дочь Петрова, своей размашистой рукой отмахнула жениху тысяч с десяток крестьянских душ, с деревнями и деревеньками, да тысяч тридцать наличными «обзаведения ради» – и прочая, прочая благость, необходимая молодоженам.

А камергер Алексей Григорьевич? Не беден, отнюдь не беден, да и широко тароват. Крутенек бывает на руку, особливо в подпитии и дурном настроении, но братца-то любит. Многие нажитые у престола имения той же крепкой рукой младшему брату передал. Живи в семейном счастии!