Читаем Последний гетман полностью

Но президент Академии отвернулся и от наивных цветочных украшений, и от самой Княгини – в другую сторону смотрел. Там в разливонной грязи прыгал в белых чулках с доски на доску не кто иной, как Михайло Ломоносов, а перед ним шлепал босыми ногами какой-то служка и подсовывал под башмаки профессора – да, Ломоносова за это время успели уже утвердить профессором, – пятясь задом, злополучные дощечки, у него в руках их была целая охапка.

– Забавная картина! – в ту же сторону повернулась и Екатерина Алексеевна, которая, конечно, в лицо не знала Ломоносова.

– Да, забавно…

Он, президент Академии, помнил, что Ломоносов живет совсем рядом. Сам же своим влиянием и вытаскивал его из двухкомнатной служебной комнатенки в более или менее приличную пятикомнатную квартиру. Резон был: к профессору из Германии приезжает оставленная там семья, да и ногами болеет профессор, сильно, говорят, болеет…

Сейчас вот эти больные ноги довольно резво прыгали по дощечкам. Профессор боялся опоздать на свою первую публичную лекцию.

Лекция началась вовремя, в аудитории физического кабинета. И хотя Ломоносов, показывая разные забавные для публики предметы, расхаживал по аудитории, грязи на башмаках и белоснежных чулках не замечалось. Вид его был, пожалуй, величествен и… «дебел» – вспомнил президент назойливое словцо. Невольно улыбнулся.

– Да-а…- по-своему поняла его Великая Княгиня. – Вот она – наша Россия… Профессор зайцем прыгал по доскам, а сейчас… король, да, король!

Аудитория едва вместила всех желающих. Слухи в придворных кругах быстро расходятся: как же, будет сам президент да Великая Княгиня, возможно, и Государыня!..

Президент, конечно, с поклоном передал и программу, и личное приглашение Государыне, но она с лукавым смехом отмахнулась:

– Куда уж нам, старикам! Мы тут с Алексеем Григорьевичем чайку вечернего попьем, а тебя, граф Кирила, Екатерина Алексеевна сопроводит… помоложе… Ступай, спасибо, что не забыл пригласить.

Был в словах Государыни какой-то скрытый подвох, но когда его не бывало?

Лекция прошла замечательно, маленькие несообразности забылись. Мешковатый Михаил о Ломоносов весьма изящно раскланивался с публикой. Все-таки несколько лет проучился в немецких университетах, да и было какое-то природное изящество в этом архангельском мужике, который таскал немецких профессоров за волосья и даже каким-то манекеном колотил. Единственное, мог бы подойти к господину президенту, зная, конечно, что он сидит рядом с Великой Княгиней, – ручку ради своей будущей карьеры низкопоклонно попросить. Так нет: раскланялся – и с кафедры долой, в какие-то боковые двери. Не бежать же президенту следом за ним.

Теми же коридорами, в окружении многих придворных и кадетов Шляхетского корпуса они и к карете спустились. В обратный путь. «Домой», – оставалось крикнуть кучеру в окошечко, но Великая Княгиня, обычно сдержанная, как-то лихо рассмеялась:

– День уж больно хорош!

Кирилл лишь малую секунду думал – открыл задвижку окошечка и велел кучеру:

– Вдоль Невы на взбережье, Гнат. Малым ходом. Он посмотрел на Екатерину Алексеевну – кивнула головой. Даже подсказала:

– Гляжу, марципаны у вас, Кирилл Григорьевич, припасены. Ах, ловелас!

Ну, ловелас так ловелас. Выбрав на Стрелке пустынный, особо веселый мысок, он велел кучеру остановиться, а зевавшему на запятках слуге – вынесть из кареты ковер и застлать плоский, будто для того и приготовленный валун.

Пока прогуливались вдоль самой близкой волны, так что Екатерине Алексеевне даже песочной грязцой туфельки по золоченым пряжкам обрызгало, слуга накрывал ветерком овеянный столец. Бог знает что! Кирилл Григорьевич бросился на колени и выхваченным платком вытирал туфельки… может быть, даже слишком тщательно. Что, у Екатерины Алексеевны своих служанок нет? Она слегка прищелкнула пальчиком по его склоненному, светлому парику:

– Негоже графу услужающим быти!

– Я не услужающий, Екатерина Алексеевна…

– Кто же?..

– Я… знаете ли…

Какое-то наваждение вместе с морским ветерком накатывало. Хорошо, что слуга, будто в парадном зале, зычно позвал:

– Кушать подано!

Кушать так кушать. Слуга, без всякого приказания, истинно по своему наитию, и бутылку всегда бывшего в карете вина открыл.

Не зная, как быть, Кирилл недобро глянул на слугу, но Екатерина Алексеевна и тут нашла нужное слова:- Да-а, хорошие у вас слуги, Кирилл Григорьевич;.. понятливые.

Но настроение от чарки хорошего вина, при хороших слугах и просто прекрасном морском ветерке не поднялось. Встали с ковра в какой-то спешке и в спешке же в карету уселись. Слуга еле успел стряхнуть почти что нетронутые сладости и ковер постелить на прежнее место.

Дорога со Стрелки на Мойку показалась слишком длинной, и Кирилл Григорьевич не нашел ничего лучшего, как ворчливо заметить:

– Бог знает, что завтра наплетут!

– Наплетут, – без всякого выражения подтвердила Екатерина Алексеевна.

Но пока там, во дворцах, плели «Санкт-петербургские ведомости», в отчете о ломоносовской лекции ничего предосудительного не заметили. Напротив, вполне паркетным языком пропечатали:

Перейти на страницу:

Все книги серии Сподвижники и фавориты

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Стилист
Стилист

Владимир Соловьев, человек, в которого когда-то была влюблена Настя Каменская, ныне преуспевающий переводчик и глубоко несчастный инвалид. Оперативная ситуация потребовала, чтобы Настя вновь встретилась с ним и начала сложную психологическую игру. Слишком многое связано с коттеджным поселком, где живет Соловьев: похоже, здесь обитает маньяк, убивший девятерых юношей. А тут еще в коттедже Соловьева происходит двойное убийство. Опять маньяк? Или что-то другое? Настя чувствует – разгадка где-то рядом. Но что поможет найти ее? Может быть, стихи старинного японского поэта?..

Александра Борисовна Маринина , Александра Маринина , Василиса Завалинка , Василиса Завалинка , Геннадий Борисович Марченко , Марченко Геннадий Борисович

Детективы / Проза / Незавершенное / Самиздат, сетевая литература / Попаданцы / Полицейские детективы / Современная проза