Последний год

— Георгий Максимович, поверьте, попал как в ловушку, — начал объясняться, все еще тяжело дыша, Бурдуков. — Был на Васильевском, выхожу на улицу — трамваи стоят, и ни одного извозчика. Пешком шел до самого Николаевского вокзала и только тут схватил извозчика.

Они сели на белую мраморную скамейку перед памятником из черного мрамора.

В это время ветер донес монотонный голос священника, читавшего заупокойную молитву. Бурдуков прислушался с испуганным лицом.

— Хватит примеряться. Пока живы, давайте заниматься делами, — сказал Грубин.

— Я весь внимание, — повернулся Бурдуков. Грубин подвинулся ближе и начал говорить:

— Дело очень важное. Вы понимаете, конечно, что все наши коммерческие дела, в том числе и приложение вашего личного капитала, зависят от войны, от того, когда она кончится. Если мы хотим сохранить свои капиталы, чтобы потом пустить их в активный оборот, мы должны знать, как обстоит дело с войной, иначе можно сильно просчитаться. Понимаете вы это?

— Еще бы… еще бы… В большой тревоге нахожусь.

— Так что в случае успеха вы будете хорошо вознаграждены не только мною, но и Манусом. Он в курсе…

— Все, что в силах, сделаю… — Бурдуков отдышался наконец и, кажется, был способен слушать.

— И дело-то в общем простое… — продолжал Грубин. — Слухи о возможности мирных переговоров с Германией ходят давно, вы знаете. Но теперь это не слух, а факт. Думский деятель Протопопов, возвращаясь домой из Англии, в Стокгольме встречался и вел переговоры с представителем Германии…

— Откуда же сие известно? — вдруг спросил Бурдуков.

— Вы же знаете, Николай Федорович, у нас с Манусом связи есть в самых высоких инстанциях.

— Как не знать, — уважительно ответил Бурдуков, и в это время трескуче хлестнул залп похоронного салюта. Бурдуков вздрогнул всем телом, посмотрел туда, где стреляли, и сказал: — Это я знаю, знаю… Но как же так? Только третьего дня в газетах были напечатаны слова государя про войну до полной победы Антанты.

— Но однажды кто-то должен начать разговор о конце войны, — продолжал Грубин. — Судя по всему, начинает Германия. Возможно, она сама решила стать на колени перед коалицией, но из престижа хочет сказать об этом прежде всего России, вложившей в войну больше всех. И вы, пожалуйста, успокойтесь: пи я, ни Манус, ни вы не сделаем и шага против интересов России. И задача у нас, повторяю, весьма простая. Дело в том, что этот Протопопов, по отзыву всех, человек не очень серьезный, и что может получиться? Германия, не зная, что он за человек, решила через него передать предложение о почетном для России мире, а этот Протопопов из трусости или непонимания всей важности дела решит свою встречу в Стокгольме сохранить в тайне. А главное, в тайне от царя. Этого не должно случиться. Царь должен знать все. И наша задача сделать так, чтобы независимо от Протопопова царь об этом узнал.

— Если только это, я согласен.

Только это, — подтвердил Грубин и спросил — Как лучше сообщить об этом царю?

— Может, сначала царице?

— А ей как?

— Очень просто, через Вырубову.

— А не напутает эта дура? Или вдруг испугается?

— Ей нужно только сказать проще: мол, у Протопопова было очень важное свидание в Стокгольме, касающееся войны. Пусть царица поинтересуется, что там произошло. И все.

— Прекрасно, Николай Федорович, — согласился Грубин. — Но нужно все-таки перестраховаться и как-то сообщить то же самое прямо царю. Но как?

— Может, через генерала Воейкова?

— Опасно. А как бы еще?

— Распутин? — осторожно предложил Бурдуков.

— Тогда снова через царицу…

— Если от него, то это наверняка дойдет до царя.

— А вы скажете ему сами?

— Хорошо, — после долгой паузы согласился Бурдуков.

— А я приму меры, чтобы эта новость попала в прессу.

— Да разве такое напечатают? — удивился Бурдуков.

— В свой час напечатают, а пока важно, чтобы через думских газетчиков эта новость достигла ушей Родзянко и, что еще важнее, ушей министра иностранных дел Сазонова.

— Он же на привязи у англичан, этот Сазонов, он немедля даст знать туда и настроит царя против этого дела, — возразил Бурдуков.

— Однако сам факт встречи в Стокгольме не может не заинтересовать царя, и он наверняка захочет все узнать из первых рук. Вы сами с Протопоповым знакомы?

— Да, но не очень хорошо. Но знаю его еще со времени работы его в провинции.

— Не могли бы вы встретиться с ним сразу после его возвращения?

— Нельзя… — решительно возразил Бурдуков. — Он же знает, что я из опасного министерства внутренних дел…

— Но кто-то с ним поговорить должен, Николай Федорович. Надо авторитетно посоветовать ему не трусить и трезво знать, что стокгольмская история возводит его в ранг крупных политиков России.

— Поговорить с ним об этом мог бы опять же Распутин. Они хорошо знакомы, — предложил Бурдуков.

— Можете подготовить их встречу?

— Постараюсь, Георгин Максимович…

— Вот и все дело, Николай Федорович, — сказал Грубин, посмотрел на часы и встал. — Но нельзя терять ни минуты…

Они вышли на главную аллею и смешались с толпой, возвращавшейся с похорон…