Последний год

…Утром в назначенный час Протопопов на такси приехал в стокгольмскую гостиницу «Гранд-отель». Швейцар принял от него макинтош, шляпу, и он остался в летнем клетчатом английском костюме, он хотел подчеркнуть неофициальность для него этой встречи.

Войдя в названный ему апартамент, Протопопов увидел затянутого в черный костюм худощавого мужчину с узким, будто сплюснутым с боков лицом, который стоял позади овального стола, как бы отгораживаясь им от необходимости рукопожатия.

— С кем имею честь? — негромко но-немецки спросил Протопопов, остановившись в широком проеме комнаты.

— Разве вам мое имя не назвали? — приподнял белесые брови немец. — Впрочем, мое имя вам ничего не скажет, и лучше нам не затягивать процедурную часть. — Он чуть улыбнулся и сделал пригласительный жест, показав на кресло у стола и садясь сам по другую сторону.

Протопопов опустился в кресло и, расстегнув пуговицы тесноватого пиджака, с непроницаемым лицом приготовился слушать.

— В одном вашем интервью в Лондоне вы утверждали, будто у России появился союзник внутри Германии, и это голод. Позволю себе заметить, что утверждение ваше не имеет основания… — начал немец.

Протопопов помнил, конечно, это свое заявление, единственное, кстати, которое он позволил себе сделать в адрес Германии. И вот пожалуйста… Его отечные щеки непроизвольно дрогнули.

— Вы знаете, господин Протопопов, как это знают все, что немцы и их государство образец организованности, — продолжал немец. — В отличие от России война сплотила нашу нацию еще больше. Подчинились этой организованности и естественные во время такой войны продовольственные трудности, в этом смысле мы можем воевать сколько богу будет угодно… — Немец снова еле приметно улыбнулся сплюснутым лицом и продолжал — Но надо думать, богу хочется все же, чтобы война кончилась как можно скорее. И не только богу. Что вы думаете на этот счет?

— Богу угодно было, чтобы эта война началась, и в его же воле ее окончить, — начал Протопопов.

— Однако божья заповедь «люби ближнего своего» позволяет кое-что и нам, грешным, не так ли? — спросил немец, перебивая.

— Войну начали не мы, — произнес Протопопов, стараясь придать своему надтреснутому голосу металлическую твердость.

— Мы же установили: войну начал бог, — быстро проговорил немец. — А если всерьез, то когда-нибудь, когда отпадет предвзятость и возродится спокойная объективность, мы вместе разберемся в этом. Но сейчас речь идет о конце войны, чего, я уверен, хотят и русские, и мы, и все нормальные люди на земле. Кроме англичан, конечно…

— Все в руках божьих. — Протопопов демонстративно поднял и опустил плечи и прикрыл глаза тяжелыми веками — хорошо бы на этом и кончить разговор, все ясно — немцы хотят мира, и с этой вестью он вернется домой… Но нет, он снова слышит въедливый голос немца…

— В этой войне виновата одна Англия с ее великим лицемерием и столь же великой алчностью. Германия всегда мыслила достаточно трезво, чтобы не считать Россию своим противником. Нам, конечно, нелегко, но, поскольку каждый немец понимает великую справедливость для Германии этой борьбы, он будет сражаться вдохновенно и жертвовать всем во имя победы. Все именно так и происходит. Мы знаем, что и России нелегко. А вот в Англии — я уверен — вы увидели нечто иное…

— Во всяком случае, я увидел и ощутил решимость англичан выиграть эту войну, — вяло сказал Протопопов, испытывая неприятное, пугающее ощущение, что немец за шиворот тащит его в опасный разговор.

— Не верю! — воскликнул немец и, упершись в стол руками, откинул свое легкое тело на спинку кресла. — Или это совсем не та решимость, когда страна готова на алтарь войны бросить столько жизней, сколько бросила Россия или мы.

— Я не понимаю цель нашего разговора, — решительно сказал Протопопов, подумав, что продолжать начатую немцем дискуссию опасно. — Чего вы хотите?

— Вы будете иметь возможность по возвращении увидеться с царем? — спросил немец.

— На это должно быть желание царя, — ответил Протопопов.

— Допустим, он этого пожелает, — сказал немец. — И тогда почему бы вам не рассказать ему о нашем совершенно случайном свидании?

— Темы для разговора выбирает опять же сам монарх, — ответил Протопопов.

— Ну а если он сам спросит вас об этом нашем свидании?

— Я не собираюсь его рекламировать уже хотя бы потому, что на него я никем не уполномочен.

— Вы совестью уполномочены, любовью к России уполномочены! — выспренне произнес немец.

— Тем не менее, — качнул головой Протопопов.

— И даже в том случае, если вы будете знать, что Германия хочет с вашей помощью донести до царя ее взгляды на окончание этой страшной войны? — спросил немец.

Никаких обязательств, связанных с этим свиданием, Протопопов брать на себя не будет, но честолюбивая мысль стать послом мира не оставляла его и в эти минуты.

— Я продолжу свои размышления с вашего разрешения. Впрочем, не свои лично, конечно, — сказал немец. — Так вот… Германия не преследует завоевательные цели. Англия наоборот. Германия хочет одного: справедливого устройства Европы с учетом подлинно государственных интересов великой России.