Последний год

Это общее наступление уже давно разрабатывалось в Ставке, но Алексеев добился, чтобы о нем не были преждевременно извещены союзники, ему хотелось хоть раз осуществить стратегическую самостоятельность Ставки. Но все равно не так-то легко ему было свести воедино расчеты и действия трех фронтов. Командующий Северо-Западным фронтом генерал-адъютант Куропаткин и командующий Западным фронтом генерал Эверт были весьма влиятельными военачальниками, пользовавшимися безоговорочным расположением монарха, что давало им право обращаться к нему через голову начальника штаба, и оба они к намеченному общему наступлению относились скептически, они неустанно твердили царю, что в предстоящем наступлении можно понести непоправимое поражение, потому что противник в этих местах очень сильно укрепился. Царь мистически боялся новых поражений. Спорить с ними Алексееву было трудно еще и потому, что совсем недавно он был в подчинении у этих генералов.

Командующий третьим включаемым в наступление Юго-Западным фронтом генерал Иванов находился, по выражению Алексеева, в состоянии «опасного старческого безволия». На его место Алексеев прочил уже хорошо отличившегося в этой войне энергичного генерала Алексея Алексеевича Брусилова. Однако и произвести эту замену было непросто — престарелого Иванова обожал престарелый министр двора граф Фридерикс. Когда Алексеев впервые заговорил об этом перемещении с царем, неосторожно сделав это в присутствии Фридерикса, старый граф истерически воскликнул:

— Иванова трогать нельзя!

Царь, удивленный экспансивностью своего вечно дремлющего министра, посмотрел на него с улыбкой, пошутил:

— Он что, рассыплется?

— Нет! Нет! Нет! — замотал головой Фридерикс и вдруг заявил: — Это шаг против меня!

Но царь сказал:

— Владимир Борисович, вы же давний друг Иванова, неужели вы хотите, чтобы его имя, его реноме были поставлены под удар только потому, что, находясь в преклонном возрасте, он просто физически не сможет сделать то, что требуется.

— Тогда нужно, чтобы он был здесь, при Ставке, — проворчал Фридерикс.

— Вот это мы сделаем, и вы наговоритесь с ним всласть… — милостиво улыбнулся царь. А когда министр вышел, сказал огорченно — Трудно со стариками…

Брусилов был назначен командующим фронтом. Теперь главной задачей Алексеева стало сломить трусливую позицию генералов Эверта и Куропаткина. Для этого он уговорил царя созвать в Ставке военный совет трех фронтов, и он был назначен на 1 апреля. Совершенно неожиданно царь изъявил желание перед военным советом посмотреть Юго-Западный фронт.

«Зачем это ему понадобилось?»— с досадой подумал Алексеев, но возражать не решился, предположив, что царь захотел посмотреть Брусилова, так сказать, на месте действия. Однако сам царь об этом не говорил и объяснил цели своей поездки весьма туманно. Наверно, прав был Брусилов, который об этих поездках царя впоследствии написал в своих мемуарах: «…царю в Ставке было скучно. Ежедневно в 11 часов утра он принимал доклад начальника штаба и генерал-квартирмейстера о положении на фронте, и, в сущности, на этом заканчивалось его фиктивное правление войсками. Все остальное время ему делать было нечего, и поэтому, мне кажется, он старался все время разъезжать то в Царское Село, то на фронт, то в разные места России без какой-либо определенной цели, а лишь бы убить время…»

Царь уже собирался в поездку, а Брусилов все еще не принял фронт от Иванова, они даже еще не виделись. Алексеев связывается с Брусиловым — в чем дело? Оказывается, ему от имени Иванова сообщили, чтобы он не выезжал в штаб фронта. Алексеев связывается с Ивановым — оказывается, он получил от Фридерикса указание со ссылкой на царя не покидать фронта. Разъяренный Алексеев идет к царю, но тот ничего не знает об указании Фридерикса. И тогда из Ставки летит телеграфный приказ Иванову, в копии Брусилову — немедленно сдать и принять дела.

Спустя несколько дней Брусилов принял дела от рыдавшего Иванова, который каждую минуту повторял: «Господи боже, за что же так со мной?» А уже на следующий день Брусилов встречал в Каменец-Подольске царя…

Никакого серьезного разговора с царем у него не произошло. Монарх вдруг стал выяснять, почему у генерала плохие отношения с министром двора и генералом Ивановым.

— У меня с ними никогда не было и нет никаких отношений вообще, — не скрывая своего неудовольствия, ответил Брусилов и начал говорить о Юго-Западном фронте, ОН был категорически не согласен, что этот фронт не способен наступать, и в заключение заявил — В случае, если фронту не будет дана возможность наступать, прошу освободить меня от обязанностей командующего.

Царь не любил решительные заявления. Он долго, с неодобрительным любопытством рассматривал Брусилова и наконец сказал:

— Я ни за, ни против этого наступления. Прошу вас изложить свои соображения на военном совете…