Последний койот

Медсестра закрыла портфель и поставила на пол, чтобы можно было подкатить прикроватный столик поближе. На подносе стояла тарелка с куском тушеного мяса с гарниром из картофеля и моркови. Рядом лежала булочка, на вид такая же твердая, как и бильярдный шар с восьмеркой на боку, который Босх обнаружил у себя в кармане накануне вечером, и какой-то десерт красного цвета в целлофановой упаковке. От вида и запаха еды Босха немедленно замутило.

— Я это есть не буду. У вас кукурузных хлопьев не найдется?

— Вы должны съесть полноценный обед.

— Я только что проснулся. Мне ваши коллеги всю ночь спать не давали. В меня сейчас ничего из этого не полезет. Меня от одного только вида тошнить начинает.

Она поспешно забрала поднос и понесла к двери.

— Я посмотрю, что можно сделать. Может, и найдутся ваши кукурузные хлопья.

Уже стоя на пороге, она оглянулась и улыбнулась ему:

— Выше нос!

— Да, именно это мне и прописали.

Босх не знал, куда себя деть и чем заняться. Время тянулось ужасно медленно. От нечего делать он в очередной раз вернулся мыслями к вчерашнему поединку с Миттелом, снова и снова прокручивая в мозгу каждую реплику и пытаясь понять возможный скрытый смысл. Что-то во всем этом не давало ему покоя.

Где-то на боковой панели кровати что-то пронзительно запищало. Босх покрутил головой и понял, что это телефон.

— Алло?

— Гарри?

— Да.

— Это Джаз. Ты живой?

Повисло долгое молчание. Босх не был уверен, что готов к этому разговору, но теперь выбора у него не было.

— Гарри?

— Со мной все нормально. Как ты меня нашла?

— Тот человек, который звонил мне вчера. Ирвинг… Не помню, как там дальше. Он…

— Замначальника управления Ирвинг.

— Ну да. Он позвонил мне и сказал, что ты ранен. И дал мне этот номер.

Это вызвало у Босха раздражение, но он попытался его не выказывать.

— Ну, я более-менее в порядке, но разговаривать сейчас не могу.

— Что случилось?

— Это долгая история. Не хочу сейчас углубляться.

Она замолчала. Это был один из тех моментов, когда оба собеседника пытаются разгадать, что кроется за этим молчанием, понять, что осталось невысказанным.

— Ты все знаешь, да?

— Почему ты мне не сказала, Жасмин?

— Я…

И снова повисло молчание.

— Хочешь, я расскажу тебе все сейчас?

— Даже не знаю…

— Что он тебе сказал?

— Кто?

— Ирвинг.

— Я узнал не от него. Он не в курсе. Это кое-кто другой постарался. Хотел сделать мне больно.

— Гарри, это было очень давно. Я хочу тебе рассказать, что произошло… только не по телефону.

Босх прикрыл глаза и с минуту лежал в задумчивости. Одного звука ее голоса в трубке оказалось достаточно, чтобы разделявшее их расстояние исчезло. Но ему нужно было понять, хочет он ввязываться во все это или нет.

— Я не знаю, Джаз. Мне нужно подумать…

— Послушай, что я, по-твоему, должна была сделать? Нацепить на лоб знак, чтобы ты не вздумал ко мне подходить? Скажи, когда, по-твоему, я должна была тебе во всем признаться? После первого стакана лимонада? Просто взять и сказать: «Да, кстати, я тут шесть лет назад убила мужчину, с которым жила, потому что он попытался изнасиловать меня дважды за одну ночь?» Тебя бы это устроило?

— Джаз, не надо…

— Что не надо? Послушай, мне даже полицейские тогда не поверили. Чего я должна была ждать от тебя?

Он понял, что она плачет, хотя она пыталась скрыть это от него. Но эти слезы явственно слышались в ее голосе, полном боли и одиночества.

— Ты такие слова мне говорил, — всхлипнула она. — Я думала…

— Джаз. Мы провели вместе выходные. Ты придаешь этому слишком большое…

— Не смей! Не смей говорить мне, что для тебя это ничего не значило!

— Ты права. Прости… Послушай, сейчас неподходящий момент. У меня в жизни слишком много всего творится. Я перезвоню тебе.

Она ничего не ответила.

— Хорошо?

— Хорошо, Гарри. Звони.

— Ладно, Джаз, пока.

Босх повесил трубку и еще некоторое время лежал с закрытыми глазами. Он чувствовал опустошение и горечь разбившихся надежд и не знал, доведется ли ему когда-нибудь еще с ней разговаривать. Думая о ней, он неожиданно осознал, как они похожи друг на друга. И пугало его вовсе не преступление, которое она когда-то совершила, а то, что если он все-таки ей позвонит, то окажется накрепко связан с кем-то, чье прошлое намного запутаннее, чем его собственное.

Он открыл глаза и попытался отогнать от себя эти мысли. Но они упорно возвращались к ней. Он поражался тому, что их свела совершенная случайность. Объявление в газете! С таким же успехом в нем могло быть написано: «Одинокая женщина-убийца, белая, ищет родственную душу». Он расхохотался, но это было совсем не смешно.

Со скуки Босх включил телевизор. Шло какое-то ток-шоу. Ведущая задавала вопросы женщинам, которые увели мужчин у своих лучших подруг. Подруги также присутствовали в студии, и каждый вопрос выливался в яростную словесную перепалку. Босх отключил звук и минут десять в полной тишине наблюдал за искаженными гневом лицами женщин.