Последний койот

Дорогой Гарри, если ты читаешь эти строки, значит мои опасения, что рано или поздно ты узнаешь правду, были обоснованными, а решение, которое я приняла сегодня вечером, — верным. Я исполняю его без сожалений. Перспектива предстать перед высшим судом страшит меня куда меньше, нежели необходимость взглянуть тебе в глаза, понимая, что ты знаешь всю правду.

Я знаю, чего я лишила тебя. И я живу с этим знанием всю свою жизнь. Что толку теперь говорить, что я сожалею об этом, или пытаться что-то объяснить. И все же мысль о том, как круто могут изменить человеческую жизнь всего несколько мгновений слепой ярости, до сих пор не дает мне покоя. Когда Марджори в ту ночь пришла ко мне, счастливая и полная надежд, я разозлилась. Она бросала меня. Ради жизни с тобой. С ним. Ради той жизни, о которой мы с ней могли только мечтать.

Что такое зависть, как не отражение наших же собственных неудач? Я была вне себя от зависти и злости — и убила ее. А потом попыталась как могла замести следы. Прости, Гарри, но я отобрала ее у тебя, а вместе с ней и все твои шансы на нормальную жизнь. С тех пор не было ни дня, чтобы я не раскаивалась в этом, и теперь мне предстоит унести свое раскаяние с собой в могилу. Мне давным-давно следовало расплатиться по счетам, но один человек убедил меня не делать этого и помог начать новую жизнь. А теперь не осталось никого, кто мог бы меня отговорить.

Гарри, я не прошу тебя простить меня. Это было бы оскорбительно. Наверное, все, чего я хочу, это чтобы ты знал, что я глубоко сожалею о том, что сделала, и что иногда человек, которому удается уйти от наказания, на самом деле вовсе от него не уходит. Я вот не ушла. Ни тогда, ни теперь. Прощай.

Мередит

Босх перечитал записку еще раз и долго стоял в задумчивости. Потом сунул ее обратно в конверт, подошел к камину, поджег уголок своей зажигалкой и бросил конверт на решетку. Плотная бумага занялась, потом огонь мало-помалу охватил весь конверт, и Босх смотрел, как он корежится и обугливается, пока пламя, вспыхнув на прощание, точно черная роза, не угасло.

Тогда он пошел на кухню и, обернув трубку телефона салфеткой, снял ее и положил на столешницу, после чего набрал номер службы спасения. Уже направляясь к выходу, практически на пороге, он услышал доносившийся из трубки голос оператора, которая спрашивала, кто звонит и что случилось.

Дверь он запирать не стал и, очутившись на крыльце, тщательно вытер ручку салфеткой. И тут за спиной у него послышался голос:

— А хорошее она письмо написала, правда?

Босх обернулся. На плетеном диванчике на крыльце сидел Вон. В руках у него была новенькая «беретта» двадцать второго калибра. Она была как две капли воды похожа на предыдущую. Выглядел он так, как будто ничего и не было. Ни страшных синяков под глазами, как у Босха, ни швов.

— Вон…