Последний койот

— Я не знаю. Но Эноу, по его словам, заявил Конклину, что помощники прокурора, пусть даже самые заслуженные, не вправе решать за полицейских, кто замешан в деле, которое они расследуют, а кто нет, и что мы не отступимся, пока не поговорим с Фоксом лично. Тогда Конклин пошел на попятный и сказал, что может организовать нам разговор с Фоксом и даже возможность снять с него «пальчики». Но только при условии, что это будет происходить на его территории.

— В каком смысле?

— В его кабинете в старом здании суда. Его уже давно снесли. На его месте теперь стоит эта ужасная бетонная коробка. Ее построили прямо перед тем, как я вышел в отставку.

— И что произошло на этой встрече? Вы там присутствовали?

— Да, присутствовал, но там не произошло ровным счетом ничего. Мы поговорили с Фоксом. Он был там не только с Конклином, но и с Фашистом.

— С каким еще Фашистом?

— С решалой Конклина, Гордоном Миттелом.

— Он тоже при этом присутствовал?

— Угу. У меня было такое чувство, что он приглядывал за тем, чтобы Конклин не сболтнул чего-нибудь лишнего, в то время как Конклин приглядывал за тем, чтобы чего-нибудь лишнего не сболтнул Фокс.

Босх ничуть не удивился.

— Ну и что Фокс вам рассказал?

— Да практически ничего. Во всяком случае, насколько я помню. Заявил, что у него есть алиби, и назвал несколько человек, которые могли его подтвердить.

— А про убитую что-нибудь сказал?

— Практически все то же самое, что мы уже и так знали от ее подружки.

— От Мередит Роман?

— Да, по-моему, так ее звали. Он сказал, что она собиралась на какую-то вечеринку, где ее наняли сопровождать какого-то типа в качестве украшения. И что это было в Хэнкок-Парке. Адреса он якобы не знал, потому что, по его словам, она договаривалась обо всем самостоятельно. Мы с Эноу подумали, что это туфта какая-то. Ну, сам посуди, чтобы сутенер не знал, где… где находится его девочка? Это было единственное, за что мы могли уцепиться, но, когда мы попытались надавить на Фокса, вмешался Конклин.

— Он не хотел, чтобы вы на него давили.

— Я в жизни своей ничего подобного не видел. Чтобы человек, которого все прочили в окружные прокуроры, пытался вот так вот отмазать какого-то ублюдка… Прости, вырвалось.

— Ничего страшного.

— Конклин пытался представить все это так, как будто мы переходим границы, в то время как эта скотина Фокс нагло ухмылялся нам в лицо, развалившись на стуле и жуя зубочистку. Прошло уже тридцать с лишним лет, а я до сих пор эту чертову зубочистку забыть не могу, настолько она меня взбесила. В общем, так нам и не удалось тогда вынудить его ни в чем признаться.

Лодка покачнулась на волне, и Босх огляделся по сторонам. Никаких других лодок в зоне видимости не наблюдалось. Это было странное ощущение. Босх еще раз окинул водную гладь взглядом и впервые за все время осознал, насколько это все не похоже на Тихий океан. Глубокая синева Тихого океана казалась холодной и неприветливой. Залив же манил прозрачной теплой зеленью.

— Мы уехали оттуда несолоно хлебавши, — продолжал Маккитрик. — Я полагал, что нам еще представится случай снова допросить Фокса. Мы начали проверять его алиби. Оно оказалось надежным. И не потому, что его подтвердили свидетели, которых назвал он сам. Мы проделали серьезную работу. Нашли независимых людей. Людей, которые не были с ним знакомы. По моим воспоминаниям, алиби было железобетонное.

— Вы не помните, где он находился в ту ночь?

— Сначала сидел в баре на Айвар-авеню — там вечно сутенеры ошивались. Название сейчас уже не вспомню. Оттуда поехал в карточный клуб на бульваре Вентура и практически весь остаток ночи играл там в карты. Потом ему кто-то позвонил, и он уехал. Главное, не было впечатления, что он все это делал специально, чтобы обеспечить себе алиби. Для него это было совершенно обычное времяпрепровождение. Во всех этих местах его прекрасно знали.

— А кто ему звонил?

— Этого нам выяснить так и не удалось. Мы вообще понятия не имели об этом звонке, пока не начали проверять его алиби и кто-то вскользь о нем не упомянул. Нам не представилось возможности спросить об этом у самого Фокса. Но, честно говоря, тогда нас это не особенно интересовало. Как я уже сказал, алиби у него было железобетонное, а позвонили ему уже практически под утро. Часа в четыре или в пять. Проститу… твоя мать к тому времени была уже давным-давно мертва. По данным экспертов, ее убили около полуночи. Так что этот звонок не представлял для нас никакого интереса.

Босх кивнул, но подумал о том, что если бы он вел это дело, то подобную деталь без внимания ни за что не оставил бы — настолько она показалась ему любопытной. Кому и зачем могло прийти в голову позвонить в игорный клуб в такую рань? И что это должен был быть за звонок, если он заставил Фокса прервать игру и уехать?

— А отпечатки?

— Я все равно попросил проверить их, и они не совпали с отпечатками на ремне. Он оказался ни при чем. Этот мерзавец оказался ни при чем.

Тут Босху пришла в голову одна мысль.

— А с отпечатками жертвы вы «пальчики» на ремне сравнивали?