Последний козырь Президента

С лейтенантских погон и вплоть до самого назначения на нынешнюю должность генерал-лейтенант Рождественский исправно тянул нелёгкую служебную лямку военного разведчика в Главном Разведывательном Управлении. По давно укоренившейся традиции, ГРУ и ФСБ являлись заклятыми друзьями-соперниками. Может быть поэтому, а может, в силу служебных обстоятельств, но особо тёплых и доверительных отношений между нашими ведомствами никогда не было. Но, видимо, сегодня не до старых распрей, сегодня я ему для чего-то нужен. Поэтому и поймал он меня при выходе из метро, поэтому и тратит на меня своё драгоценное время. Видимо, игра стоит свеч.

– Ну, если Вы такой нетерпеливый, давайте перейдём к делу, – произнёс советник Президента и, расстегнув пуговицу на пиджаке, сел удобней. – Вы, конечно, знаете, что ежемесячно Директор вашей «конторы», многоуважаемый Павел Станиславович, готовит для Президента обзорную справку по самым «горячим» и актуальным вопросам. Реально справку готовит Баринов, а Павел Станиславович только визирует – оно и правильно, у Директора и без того уйма дел. Мне же известно, что большая доля информации по «закрытым» особо важным делам, о которых знает только очень узкий круг доверенных Президенту лиц, исходит, как правило, от Вас, полковник. Смею заметить, что с некоторых пор я допущен в этот «кремлёвский клуб», и имею законное право на ознакомление с «закрытой» информацией.

– Искренне рад за Вас! – продолжал дерзить я, пытаясь вывести собеседника из душевного равновесия. В гневе человек более открыт и, как правило, предельно откровенен.

Однако Рождественский был тёртым калачом, и мои мальчишеские наскоки игнорировал.

– Просто блестящая карьера! – продолжал наседать я. – Не подскажите ли рецепт карьерного успеха?

– Вам-то зачем? У Вас, полковник, судя по вашему неприкрытому хамству, с покровителями всё в порядке.

Честно говоря, хамить мне и самому было противно, но по «легенде» я должен был вести себя именно так.

– Очень, знаете ли, хочется отрастить крылья, – продолжал я, – ну прямо как у Вас, и войти в число небожителей.

Я ожидал бурной реакции, замешанной на крутом генеральском гневе, но Рождественский молчал.

– Я хотел Вам, полковник, сообщить кое-какую информацию конфиденциального характера, разумеется, в обмен на маленькую услугу с вашей стороны, – произнёс он ровным, почти лишённым эмоций голосом, и застегнул пуговицы на пиджаке, – но не будем торопить время. Сегодня я увидел то, что хотел, и на этом можно нашу первую встречу закончить. До скорого свидания, полковник!

«Мерседес» вместе с генералом ГРУ и советником Президента в одном лице давно растворился в утреннем потоке машин, а я стоял возле выхода из метро, пытаясь осмыслить нашу беседу. Мои размышления прервал вызов мобильного телефона, который по тональности и нарастающей громкости напоминал звук падающей авиабомбы. Так я обозначил вызов Баринова. Видимо, генералу не терпелось узнать, о чём я беседовал с представителем конкурирующей организации, машину которого отследили, как только она появилась в районе Лубянки.

Глава 4. Потёмки чужой души

После похорон отца Екатерина словно занемела. Странности в её поведении я заметил ещё на поминальном ужине: Катя вдруг перестала плакать, с лица исчезло выражение скорби, и она активно стала кого-то высматривать среди родственников и сослуживцев отца, пришедших в ресторан помянуть добрым словом усопшего. Я сидел рядом с ней, и, несмотря на обильно накрытый стол, не ел и почти не пил. Мне, как говорится, кусок в горло не лез, а тут ещё и странное поведение Кати.

– Кого ты всё время ищешь? – вполголоса спросил я, наклоняясь к розовому аккуратному ушку.

– Тихо! Тсс! – с серьёзным видом произнесла Екатерина и приложила палец к губам. – Он скоро должен подойти!

– Кто он? – продолжал допытываться я, и с подозрением посмотрел на подругу: было что-то в её поведении странное, я бы даже сказал – пугающее.

– У него всегда много работы, – не обращая внимания на мой вопрос, с совершенно серьёзным видом продолжала она, – но папа всегда приезжал домой к ужину.

Не дожидаясь конца поминок, я исхитрился шепнуть о состоянии Екатерины находившемуся в ресторане доктору. Работающий в ЦКБ доктор Филиппов Катю знал ещё с младенчества, так как был «закреплён» за семьёй Воронцовых, и фактически являлся их домашним доктором. Он всё понял с полуслова, и, осторожно взяв Катю под локоток, куда-то увёл.

Домой Екатерину из больницы отпустили через десять дней после появления первых признаков выздоровления, да и то только по настоянию её матери, Варвары Николаевны, женщины умной и властной. Будь Катя простой среднестатистической девушкой из народа, её продержали бы в «Кащенко» месяца три, а то и больше, но Варвара Николаевна подключила все свои связи, и Катю с большим трудом, но выписали домой под неусыпный контроль лечащего врача и домашних.

После выписки Варвара Николаевна сама позвонила мне и попросила приехать к ним на Кутузовский.