С Василием Григорьевичем, который месяц как «откинулся»[10]
из мест не столь отдалённых, мы сначала выпили, потом поскандалили, потом набили друг другу морду, после чего нам сам бог велел выпить на мировую и разойтись в разные стороны. В пылу сражения и братаний Василий Григорьевич, проходивший весь лагерный срок под кличкой «Дрыщ», не заметил, как его новенький паспорт перекочевал ко мне в карман.Если верить новому знакомому, то зиму он намеревался коротать у родной тётки в Туле, а весной перебраться в Астрахань, где предполагал жить и работать сторожем на бахче.
Из этого я сделал вывод, что паспорт ему понадобится нескоро. Даже после обнаружения пропажи документа Василий Григорьевич ещё долго будет тянуть с его восстановлением, так как местное отделение полиции Дрыщ очень не любил, и, видимо, сотрудники ОВД платили ему той же монетой.
Переклеить фотографию на паспорте для меня было делом десяти минут. Обеспечив себя документами, я стал больше уделять внимание внешности: отросшие волосы сменили аккуратную офицерскую причёску, а на лице я отпустил «шкиперскую» бородку, после чего созданный мной образ явил из себя нечто среднее между свободным художником-авангардистом и подающим надежды молодым физиком-ядерщиком.
В таком оригинальном виде, да ещё с чужим паспортом, я вернулся на свою малую родину – в Москву!
Москва при встрече с вновь обретённым сыном всплакнула холодным октябрьским дождём и руками многоликой, вечно спешащей куда-то толпы, крепко по-матерински прижала меня к гранитной облицовке Казанского вокзала.
Пережидая непогоду, я укрылся под сводами железнодорожного буфета, где, согреваясь мутным, но горячим кофейным напитком, мысленно оттачивал детали своего стратегического плана. Именно здесь, возле потёртой буфетной стойки, судьба-злодейка и свела меня с Аделиной.
Аделина была квалифицированным работником общепита и находилась в том нежном сорокалетнем возрасте, когда девушка уже созрела для любви, а любви, как назло, и нет! Нет любви, хоть криком кричи, что, впрочем, Аделина по ночам и делала, лёжа в холодной девичьей постели.
Если верить самой Аделине, то до получения московской прописки она носила простое русское имя Авдотья и жила где-то под Рязанью неспешной жизнью довольной всем провинциалки. Так бы и прожила свой бабий век Авдотья в затерянном на Среднерусской возвышенности ничем не примечательном рабочем посёлке, но однажды чистым июльским утром почтальонка Глафира вручила ей письмо из известной юридической конторы. В письме незнакомые люди официально уведомляли госпожу Веселкову Авдотью Никифоровну в том, что после смерти её двоюродной бездетной тётки она, как законная наследница, получает в своё полное распоряжение однокомнатную квартиру в Марьиной Роще.
Счастливая наследница тут же собрала в чемоданчик своё барахлишко и, не мешкая, перебралась на новое место жительства. Через пару лет работы в сфере железнодорожного общепита бойкая рязанская девушка пробилась из официанток в буфетчицы. По-видимому, тогда-то и произошло превращения невзрачной провинциалки Авдотьи в городскую стерву по имени Аделина.
Мы встретились с Аделиной взглядами, когда я доедал пирожок с капустой и допивал второй стакан мутного кофейного напитка. В её взгляде было столько нерастраченной любви и нежности, что я едва не подавился. Глядя на меня, Аделина призывно облизнула полные губы и, подавшись вперёд, навалилась переспелой грудью на буфетную стойку.
– Девушка! – с придыханием обратился я к сорокалетней соблазнительнице. – Вы не подскажете, у кого можно комнату снять, чтобы не очень дорого и чтобы не очень далеко от центра?
На какое-то мгновенье Аделина прикрыла печальные, как у недоеной коровы, глаза, вслушиваясь в обертоны мужского голоса, потом широко распахнула ресницы, и вибрирующим от волнения голосом произнесла: «Командировочный»?
– Да вроде того, – выдохнул я, наклоняясь к её предательски зардевшемуся лицу.
– И надолго?
– Это уж как дела пойдут! Может, на месяц, может на два.
Аделина снова занавесила печальный взгляд накладными ресницами. Это, конечно, не тот беспроигрышный вариант, о котором она еженощно молила Деву Марию в надежде на её добросердечность и женскую солидарность, но сейчас два месяца рядом с молодым и к тому же очень даже привлекательным мужчиной казались одинокой буфетчице вершиной женских мечтаний.
– Есть один вариант, – с приятной хрипотцой произнесла ударница московского общепита и судорожно сжала в ладони плохо промытый гранёный стакан. – Да вот не знаю, подойдёт ли он тебе?
– А вот с этого места, пожалуйста, поподробней! – воскликнул я с показным энтузиазмом и придвинулся к моей спасительнице настолько близко, насколько позволяла буфетная стойка.
– Квартиру я тебе сдать не могу, сама обретаюсь в однокомнатной, но если ты не капризный, могу сдать угол. Это, конечно, не совсем удобно, зато бесплатно! К тому же я работаю посменно, и меня часто дома не бывает.
– На счёт оплаты я, кажется, ослышался. Это как так, бесплатно? – удивился я и словно бы случайно коснулся женской руки.