Последний Лель

В уличной сутолоке, в безумной гоньбе извозчиков, лихачей, автомобилей, трамваев Зайчик легко мог попасть под колесо, но он, хотя и находился в полубреду, близком к тому, какой бывал у него некогда в детстве в лунатные ночи, потому-то, должно быть, был достаточно легок и увертлив, чтобы не поломать себе обо что-нибудь шею…

Пробежал он так три или четыре квартала и остановился на изогнутом через грязную реку мосту.

Глядит он… словно впервые их видит… глядит на бронзовых, лосных, будто окаченных ливнем коней: вздыбились они на граните, вот так и хочут, кажется Зайчику, подмять его под себя чугунным копытом.

«Творится со мной что-то неладное, — думает сам про себя Зайчик, — а впрочем… теперь на все наплевать… главное — как ведь похожа!.. Видится, значит!»

Зайчик оперся на мостовые перила и загляделся в грязную воду.

«Если буду тонуть, то хорошо бы все же в чистой воде, — думает Зайчик… — а впрочем, да… она ведь это, наверно, намекала на водку: в ковшике, говорит, молодой хозяин, утонешь! В кумке!..»

Уперся Зайчик в одну точку на воде и повис на перилах…

По воде бегут не спеша масляные кружки, ветерок чуть охватит жирную поверхность едва уследимой рябью, течет, как в сказке, мертвая вода в гранитных берегах и со дна не кажет лица: ни плотица серебряной чешуей не блеснет, играя с подругой на солнце, ни букаражка не пустит пузырь, ни тинки у берега никакой не видать, а вода тянет к себе, шепчет еле различимым в грохоте шепотком, и мост вздрагивает, когда пронесется по нему грузовик, будто хочет сбросить Зайчика в воду…

«Господи!» — Зайчик припал к перилам и закрылся рукой…

— Лелик!.. Коленька!.. Как и откуда? — услыхал вдруг Зайчик над ухом радостный голос. — Ты что это тут?

Зайчик нехотя обернулся, перед ним стоял веселый, вечно смеющийся, длинноволосый приятель, которому всегда удивлялся Иван Палыч, заглядывая в Зайчиков портсигар с приятелевым потретом на крышке, когда тот угощал его папиросой, тянул к нему руки и уже целовал его губы и щеки.

— Здравствуй, здравствуй!.. Какой молодчина!

Смотрит Зайчик, что приятель самый что ни на есть настоящий, пришел в себя и тоже бросился к нему и стал его целовать…

— Дорогой мой, я очень спешу… проводи меня на Рижский вокзал.

— Спешишь?.. Да что же ты как пень торчал на мосту?

— Я, видишь ли, заблудился… и очень устал…

— Переутомился… да это, брат, все… а вид у тебя хоть куда!.. Казенный хлеб, видно, в пользу!

— Здоровый?! Скажи, ничего?..

— Говорю, хоть куда — боевой!.. Только глаза… А ну покажи, вчера перебрал!..

— Да нет, я пью аккуратно… Так ты проводишь меня?..

— Вот еще, Лелик!.. Конечно… Извозчик! Извозчик!.. На Рижский…

Тпрукнул усатый лихач, Зайчик с приятелем вспрыгнули на подножку пролетки и покатили.

— Я, милый, заблудился, словно в темном лесу!..

— Ну-ну, рассказывай как?

— Да никак надоело!..

— Пишешь?..

— Куда тут!..

— Это от лени, ты больно ленив!..

— Полно, милый… Не хочется сейчас об этом и говорить… Вот что, скоро будет конец?..

— Конец?.. Немцу насыпим и… баста!..

— Не верится что-то…

— Да и нам тоже… не очень!..

— Вот видишь?!

— Могу только сказать: скоро, Лелик мой, скоро!

— Только б скорее, а на остальное все наплевать!

— А родина?

— Родина?.. Родина!.. — Зайчик просветлел и схватил приятеля за руку. — Разве родину можно отнять?

— Немец придет и отнимет…

— У нас немец в болотах потонет, помнишь, как в сказках!..

— Нет, Лелик, техника! Это не сказка… а впрочем, я с тобою согласен: мы теперь между Аникой и Иванушкой-дурачком!..

— Вот-вот… Только б скорее!..

— Видно, тебя проморило… Что же ты скачешь, заедем ко мне, отдохни…

— Нет-нет, не могу… Мне трудно тебе рассказать почему, но не могу!..

— Верно, опять что-нибудь с чертями неладно? Чудак-человек!

— Не поверишь! Лучше уж я промолчу… Что это, Рижский?.. Ты заплати, у меня ни полушки!..

Приятель ссадил Зайчика у вокзала, поцеловал его крепко в самые губы и сказал лихачу:

— Обратно!..

Зайчик достал портсигар из кармана, помахал им на прощанье, а приятель, поднявшись с сиденья, еще раз крикнул ему:

— Береги, это счастливый подарок!..

Зайчик улыбнулся и стал расспрашивать носильщика, где стоит последний очередной эшелон на позицию… Носильщик показал на ворота, куда въезжают ломовики, за шлагбаум: вдалеке у товарных пакгаузов дымил паровоз, а за ним тянулась (казалось, ей нет и конца) длинная лента товарных вагонов, доносились оттуда громкие крики, песни и свист и заливистые переборы тальянки…

«Туда — легко, трудно — оттуда… как с того света», — думает Зайчик, не спеша шагая к вагонам…

Ближе крик и свист. Вагоны набиты, тесно в них, как в базарный день в лавке Митрия Семеныча, все свистит, свиристит, хочется, видно, серым шинелькам заглушить сердечную боль и тоску показной веселостью, ненужным криком и не враз начатой песней, которая так же неожиданно обрывается на полуслове, как, может, скоро оборвется и жизнь…

Соловей, повада-пташка,Не пой лету под конец,Ты не жди меня, милашка,На побывку под венец!..