Последний министр. Книга 2

— Милостивые государи! Милостивые государи! Дослушайте, давайте не будем скатываться в бардак! — надрывался Голицын. — Я скажу, что мы в правительстве крайне рассчитываем на то, что ситуация на фронте стабилизируется и связываем это с запланированным весенним наступлением Российской армии. Нам как никогда нужна поддержка наших прекрасных союзников, и заручиться ей мы сможем на союзнической конференции в Петрограде! Так давайте же покажем присутствующим здесь господам послам наше единство по всем вопросам. Тем более, смею вас заверить, наш Государь настроен положительно по вопросу создания министерства общественного доверия и сейчас собирает разные мнения, чтобы принять мудрое решение! Призываю в этой связи не создавать друг для друга препятствий. Давайте каждый из нас, — подчёркиваю каждый! — займётся тем делом, которое ему вверенно!

Договаривал Голицын под свист, но надо отдать ему должное — все, что хотел сказать, он сказал до конца. И, закончив, распылившись, покрасневши, он удалился с трибуны в свою ложу.

К трибуне тотчас двинулся Гучков, которого не вызывали, но он взял слово сам, а Родзянко видя это безмолвствовал и попускал. Протопопов, успев немного познакомившись с Александром Ивановичем, если так можно сказать, поближе, понимал, что Гучкова таки распирает от злости. Как только он встал на трибуну, шум тотчас утих, настолько непререкаемым был авторитет Александра Ивановича.

— Послушайте меня вы, Голицын и послушайте внимательно! Я в прятки с вами играть не буду, — начал он, от злости вцепившись в трибуну побелевшими пальцами. — Имейте совесть и смелость выражаться прямо, милостивый государь! Если вы подозреваете Рабочую группу и нас в том, что мы занимаемся политикой, я ни одной минуты возражать не буду. Да, мы занимаемся политикой, но правительство само сделало из нас политическую организацию. Мы считаем, что вопрос обороны может быть решен лишь в том случае, если политически изменятся условия нашей работы. Надеюсь, что я изъясняюсь более чем понятно для всех присутствующих, в том числе для упомянутых вами господ послов! И надеясь на то, что вы почистили хорошенечко уши перед тем как явиться на заседание, я скажу отдельно, что все те обвинения, которые обрушились на нас в прессе за последние дни, они не стоят и выеденного яйца! Я отрицаю то обвинение, которое предъявлено нашей Рабочей группе — мы не замышляли вооруженное восстание и переворот! Я, стоя на этой трибуне, со всей ответственностью заявляю, что уголовно наказуемого за нами ничего нет. И попытки прессы которую устраивают на нас травлю и обвиняют в причастности к якобы террористической организации, которой на самом деле даже не существует — это фарс и влажные мечты таких как вы родиноненавистников!

— Вот козел, мало ему вчера досталось, — прошипел Курлов. — Это меня там не было, Саша, убил бы!

Протопопов продолжил слушать Гучкова.

— Я вас предупреждаю, что на Россию надвигается потоп, а жалкая, дрянная, слякотная власть готовится встретить этот катаклизм теми мерами, которыми ограждают себя от хорошего проливного дождя: надевают калоши и раскрывают зонтик.

С этими словами Гучков ударил по трибуне кулаком и вернулся на своё место в зале. Он уходил под бурные овации, зажегши зал умело, с той же лёгкостью, как зажигается спичечная головка.

— Благодарим вас за выступление, Александр Иванович, — сказал Родзянко и взглянул на лист, который появился у него в руках. — Следующим желает высказаться господин Милюков, прошу к трибуне.

Лидер Прогрессивного блока видел какое впечатление произвела на думцев речь Гучкова и наверняка своей речью хотел произвести не меньшее впечатление. Поднялся и стремительно зашагал к трибуне.

Наблюдая за тем, с какой решительностью шёл Милюков, Протопопов предположил, что нападки на правительство продолжаться и он не ошибся. Без всяких приветствий и прочих вводных, лидер кадетской партии сразу взял с места в карьер.

— В свете последних событий, у меня появилось отчетливое понимание, что продолжать работу с нынешним кабинетом министров категорически нельзя! Если поначалу у меня были смутные сомнения, то теперь я твёрдо убеждён, что это не правительство, а шапито! Как могут принимать столь ответственные решения те, кто попал в кабинет не благодаря личным качествам и упорному труду, а только лишь ввиду протектората сверху! Пример?! — Милюков хищно обвёл взглядом Думский зал и впился глазами в князя Голицына. — Получается так, что наш премьер — это председатель комитета, коему покровительствует сама Александра Фёдоровна. Ответьте мне кто-нибудь на вопрос, как человек, который не имеет совершенно никакой личной политической позиции оказался в кресле премьера? А я скажу, вы Николай Дмитриевич, ни много ни мало, выдвинуты на столь высокий пост по принципу личного к вам доверия монаршеской особы! И больше того, Николай Дмитриевич, насколько мне известно, с вашим мнением нисколечко не считаются…

— Я бы попросил выбирать выражения, — Голицын вскочил со своего места.