Последний орк

Далигар погибнет, но погибнет, сражаясь, удерживая орков и давая возможность остальному, пока еще свободному, миру собраться с силами и отразить нападение. Они подохнут, все, до последнего ребенка, до последней вшивой собаки, последней больной курицы, но подохнут, сражаясь, сражаясь так долго, насколько это возможно.

Ее обожаемая дочка и ребенок, которого Роби носит под сердцем, умрут вместе с ней, и племя эльфов прекратит свое существование, так же как род Ардуина, Владыки света. Они умрут этой ночью, но умрут не трусами. У них нет выбора, жить или умереть, но они могут выбрать, умереть ли им людьми или жалкими мошками, которых кто-то просто прихлопнул рукой жарким летним вечером. Каждая пущенная стрела, каждый убитый, раненый или задержанный сражением орк — это еще один день для Мира Людей, чтобы собраться и контратаковать. И они не просто дадут остальным дополнительное время, они подарят им мужество и веру. Вокруг костров во время привалов, в сражении и просто безлунными ночами, когда вера теряется и быстрая смерть без мучений становится единственным желанием, люди будут рассказывать о Далигаре, который погиб, сражаясь, сопротивляясь врагу, отстаивая улицу за улицей, дом за домом, воина за воином, и тогда мужество вернется к людям и вновь возродится надежда.

Роби отвела взгляд от орков и направилась вниз по лестнице в Малый тронный зал. Под сердцем шевельнулось дитя, и она на мгновение замерла. Со дня гибели Йорша и до этого момента ребенок ни разу не шевелился. Глаза ее наполнились слезами.

Может, еще не все было потеряно. Может, судьбе было угодно, чтобы этот ребенок все-таки родился.

Джастрин мужественно старался придать смелости, которой не обладал и сам, группе мальчишек и девчонок, сгрудившихся вокруг него: он рассказывал им историю Ардуина и его солдат, которые победили орков, хотя тех было десять на одного, даже нет, двадцать на одного, тридцать, сто пятьдесят… И разгромил их Ардуин в одном-единственном сражении, подобно тому как порыв ветра сдувает сухую шелуху.

Роби перебила Джастрина и спокойным, уверенным голосом приказала детям немедленно подняться и созвать к городскому арсеналу всех, кто только мог стоять на ногах и держать в руках оружие. Королева Далигара, наследница Ардуина, она приказывала раздать все оружие, какое только имелось в городе. Собрать всех. Даже женщин. Даже детей. Худшим, что могло с ними случиться, была участь попасть в лапы к оркам после взятия города. И раз уж они все равно должны были погибнуть, то лучше погибнуть, сражаясь, с оружием в руках. Она приказала также бежать к колодцу и наполнять все имеющиеся бурдюки, кастрюли, кувшины и бочки чистой водой и раздать каждому по фляжке, чтобы хотя бы в первые дни осады жажда не представляла для них серьезной опасности.

— В первые дни, — еще раз спокойно повторила она, подтверждая: Далигар не погибнет завтра на рассвете.

Подростки мгновенно разбежались по всему городу. Пока Роби шла к своим покоям, чтобы попрощаться с Эрброу, и размышляла, что делать дальше, она слышала, как ее приказы передавались из уст в уста, видела, как зажигались факелы, как в городе возрождалось мужество.

Она повторила приказы и четверым воинам, которые, обняв свои копья и положив головы на скрещенные руки, все еще стояли на страже у Малого тронного зала — очевидно, по привычке, учитывая, что охранять там было некого. Воины подняли головы и уставились на нее. Проходя через огромные, обитые железом деревянные двери, Роби краем глаза видела, как они пожимали плечами и медленно направлялись к выходу. По крайней мере, появился кто-то, кто снова давал им приказы. У кого-то был план в голове, кто-то знал, что делать, и брал на себя ответственность что-то решать.

— У нас снова есть командир…

— Но это баба…

— Подумаешь, все же лучше, чем ничего…

— В придачу беременная…

— Лучше, чем ничего…

— Причем беременная от Эльфа. Это она, беженка. Жена Эльфа. А мы взяли ее в командиры…

— Когда на пороге орки, то можно и закрыть один глаз. И потом, если она беременна от Эльфа, в этом даже есть своя польза.

— Польза? Какая это польза? Разве все эльфы не подонки?

— Подонки-то они подонки, это точно, зато могут делать уйму всякой всячины. Может, и она что-то умеет.

— Да какие там подонки! Вы что, не помните ту надпись на стене, которую Судья приказал соскоблить?

— Говорят, это было предсказание. Предсказание самого сира Ардуина, собственной персоной!

— Там говорилось о жене Эльфа. Моя невестка — кузина одного из писцов. Она рассказывала, что наследница Ардуина должна была выйти замуж за последнего эльфа.

— А сам Эльф-то куда подевался?

— Его Судья прикончил — паренек рассказывал.

— Тот, полукалека?

— Ага, тот. Он еще говорил, что этот эльф и был последним: это было у него в самом имени. Знаешь, у них, у эльфов, потому-то и имена такие длинные — они по ним заранее узнают, что им надо делать в жизни.

— Если сир Ардуин, Победитель, взялся писать что-то на стенах, то уж точно не для того, чтобы убить время или дать работу каменотесам.