Последний побег

И бывалые воины тут же, лениво и почти не демонстративно снимая ремни, группой направились к курилке. Остальные не двигались и дышали, с интересом разглядывая собственные пуговицы. А замкомвзвода, закинув голову, как птица, чуть ли не к лопаткам, с прищуром начал процеживать взглядом подчиненных ему людей.

Джумахмедов был высокого роста и без талии, с покатыми женскими плечами и таким же подбородком. И еще особенность: его правая бровь быстро заползала вверх, когда хозяин сталкивался с наглостью или, допустим, простодушием, то есть со всем, что наказуемо. Правда, это случалось редко.

— Ширинкин, пойдешь помповара, — тихо произнес он. — Синицын — в зал, Гараев — в посудомойку. Можете отдыхать перед нарядом. А взвод после перекура займется уборкой территории. Да, Ширинкин, зайди к замполиту. Разойдись!

Пройдя за казарму, Григорий снял сапоги, портянки расстелил на траве, а сам скатился в тень и положил голову на ремень и пилотку.

«Вырулим, как говорит мой папа», — сказал он себе, закрыл глаза и уснул, раскинув руки и ноги в стороны.

— Если ему мой винтом, то хороший самовар получится! — разбудил его через час голос Ширинкина. — В последнее время я с ним, кажется, нормально живу, подменным брал, а тут на тебе — помповара!

— О чем с тобой замполит беседовал? — спросил Га-раев, прикрывая лицо пилоткой, поскольку солнце уже чуть перебежало.

— Ругал за то, что домой не пишу.

Явившись на кухню, ребята переоделись в подменки — старые, застиранные до белизны и снова засаленные формы. Григорий принял смену из рук молодого солдата из соседней роты и с тихой усмешкой знатока выслушал его совет.

— Самое главное — это дрова, — сказал тот на прощание, — чтоб завтра утром не беспокоиться.

С окошками в зал и на саму кухню тесное помещение, где стояли вмонтированный в печь котел для горячей воды, стеллаж и три металлические емкости у стены, использовалось, как правило, не только для мытья и чистки грязной посуды. И поэтому с первых дней службы в роте оно стало для Гараева почти родным. Он быстро нашел на бетонном полу в углу колун и пошел на хоздвор — об этом действительно лучше побеспокоиться заранее.

Где-то около двенадцати часов ночи, стоя на разбухших, казалось, от тяжелеющей крови ногах, Григорий домывал последние тарелки. Промокшая подменка липла к телу, хлюпала под ногами вода, и он устал так, что даже есть не хотелось. Зальный Синицын давно спал, а Ширинкин, резво шевеля локтями, жарил собравшимся на кухне «старичкам» картошку.

Гараев снова мечтал. Все эти дни он думал о том, как из столичной газеты приедет поездом корреспондент и наведет здесь порядок — в десятом классе Григорий с восхищением читал такие статьи. Письмо с просьбой не присылать ответ в фирменном редакционном конверте он бросил в поселковый почтовый ящик, когда роту водили в баню. И после этого сам заметил, как стал чувствовать себя увереннее.

— А ну-ка, дай вилку! — раздался голос Мальшукова.

Повар провел по вилке пальцем — и Гараев едва уклонился: та налетела на дверной косяк и зазвенела по бетонному полу. А в окошке появилось интеллигентное лицо сер — жанта Аристова.

— Слушай, ты, квелый, если не перемоешь всю посуду заново, я тебя здесь похороню. Ты меня понял?

И тут Гараев как отключился: дрожащими руками он схватил стопку алюминиевых тарелок и почти без размаха швырнул ее в окошко. Тарелки с грохотом влетели на кухню, там послышались чуть ли не радостные голоса и топот ног. А Григорий вдруг резко затих, вытер руки о подменку и стал у печки — вовремя: распахнулась дверь, и санинструктор прыгнул с высокого порога в посудомойку. Первый удар пришелся чуть пониже плеча, а второй достался сержанту. Затем Гараев неумело, обеими руками двинул его по плечам — и тот стремительно и косо съехал спиной по стеллажу на сырой пол. Григорий, не давая врагу опомниться, навалился сверху…

— Козел! — завизжал, судорожно подгибая колени, Аристов.

Гараев разжал пальцы, но тут же получил сильный удар по голове. И еще один. И еще. Не разгибаясь, он шагнул, проскользнул под рукой Мальшукова и бросился к выходу.

Когда по гулкому ночному трапу он подбегал к вечно пустующему контрольно-пропускному пункту, тот, кто догонял, показалось, вот-вот вцепится ему в погоны. Григорий рухнул поперек трапа, получил сапогом в бок — и преследователь кубарем перелетел через него. Вскочили разом — как по команде. И тут санинструктор еще раз было дернулся к нему, но уже нерешительно. Оба тяжело дышали и не поднимали рук, почти не видя друг друга в темноте. У крыльца кухни громко заговорили Мальшуков, Белоглазов и Джумахмедов. В голове Гараева мелькнуло: если что — сразу бежать прочь.

— Сейчас пойдешь на кухню стирать мою форму! — почти примирительно просвистел, словно сжимая горлом идущую ненависть, сержант.

— Сейчас, сейчас, бегу и прыгаю…