Последний побег

Белл подложила дров в печку, хотя в этом не было необходимости. Магазин уже закрывался, а после закрытия Белл с Хонор обычно сидели в кухне, где было теплее. Это ненужное действие явно указывало на то, что Белл нервничает.

Донован вернулся с охапкой дров. Следом за ним шел Томас.

— Этого тебе хватит до Рождества, Белл, — сказал он. — Но если надо, я еще привезу. Когда соберусь в город.

— Спасибо, Томас. Сколько я тебе должна?

Белл с Томасом отошли к прилавку, чтобы рассчитаться, а Донован принялся укладывать дрова в ящик. Камфет, которая уже умела фокусировать взгляд, наблюдала за ним. Похоже, это нервировало Донована. Когда Томас вышел через заднюю дверь, Донован тоже направился к выходу, только через переднюю дверь.

— Может, кофе выпьешь, Донован? — окликнула его Белл.

— Я тебе всех покупательниц распугаю. Вы тут осторожнее, Белл, Хонор. Я пока здесь не закончил. — Он вышел на улицу, хлопнув дверью.

Белл усмехнулась:

— Этот ребенок его пугает. Он бежит от нее, как черт от ладана. Ей надо находиться здесь всегда. Будет отпугивать Донована. — Она поцеловала Камфет в макушку. Это был тот редкий случай, когда Белл проявила нежность к ребенку.

Они слышали, как конь Донована поскакал прочь.

— Посмотри в окно и проверь, что он действительно уехал, — попросила Белл. — Он уже применял эту хитрость. Коня отправил, а сам остался.

Хонор выглянула в окно. На улице было темно, но она явственно различила силуэт всадника в седле. Хонор смотрела не него, пока он не скрылся из виду.

— Он уехал.

— Хорошо. Ты пока оставайся тут и убедись, что он не вернется. — Белл поспешила на задний двор.

Через пару минут Хонор увидела, как мимо проехала повозка Томаса. Она стояла у окна, прижимая к себе Камфет. Девочка притихла и протянула руку вперед, словно пытаясь потрогать ночь. В последнее время она уже не молотила руками, ее движения стали более осмысленными.

Белл вернулась в магазин.

— Все в порядке. Я сейчас приготовлю ужин.

Заметив, что Хонор хочет что-то сказать, поспешно добавила:

— Лучше не спрашивай. Если ты ничего не знаешь, тебе нечего будет сказать Доновану, когда он вернется. А он точно вернется. — Она говорила так, словно Хонор знала, что происходит. Она знала, да. Но не позволяла себе даже задумываться об этом. Есть вещи, которые должны оставаться в тайне.

* * *

Но сохранить тайну не получилось. Когда Хонор с Белл ужинали в кухне, а Камфет спала в колыбельке, стоявшей у стола, вдруг раздалось детское хныканье. Это точно была не Камфет — Хонор так привыкла к голосу дочери, что даже не заглянула в колыбель. Она замерла, прекратив резать мясо у себя на тарелке, и прислушалась. Белл отложила приборы и поднялась, отодвинув стул, так что под ним скрипнули деревянные половицы.

— Хочу чаю, — произнесла она. — Англичане всегда пьют чай, да? Поставлю чайник. — Белл налила в чайник воды из кувшина. — Хоть какое-то разнообразие от кофе и виски? — Она с грохотом опустила чайник на плиту. — Хотя ты же не пьешь спиртное. Ни виски, ни пива, вообще ничего. Бедные квакеры.

Но как бы старательно ни шумела Белл, Хонор все равно услышала еще один всхлип, а потом — тихий женский голос. Это был голос матери, пытающейся успокоить ребенка. Теперь, когда Хонор сама стала матерью, она хорошо различала интонации материнского голоса.

— Где они? — спросила она.

Белл вздохнула чуть ли не с облегчением и улыбнулась, словно извиняясь за то, что решила, будто Хонор можно обмануть столь неуклюжими попытками скрыть очевидное.

— Я покажу, — промолвила она, — тебе нужно придумать, что сказать Доновану, если он спросит о них. Я знаю, вы, квакеры, всегда говорите правду, а тут надо будет солгать. Но ведь маленькая ложь ради большой правды вполне допустима? Бог не накажет тебя за то, что ты соврешь моему брату. А если Хеймейкеры тебя за это осудят, ну что ж…

Хонор задумалась.

— Я слышала о Друзьях, которые завязывали себе глаза, чтобы не видеть, кому помогают. Так они могли честно ответить «нет» на вопрос, не видели ли они кого-нибудь из беглецов.

Белл усмехнулась.

— А как же Бог, который все видит и знает? Подобные игры с правдой еще хуже, чем откровенная ложь во имя добра.

— Возможно.

Ребенок уже не хныкал, а плакал в голос. Звук доносился из лаза у печки, ведущего в дровяной сарай. Таким образом, Белл могла доставать дрова, не выходя наружу. Лаз был закрыт плотным ковриком — от сквозняков, — но ткань не заглушала звуков. Хонор не могла выносить детский плач. Ее сердце сжималось от жалости.

— Принеси ребенка сюда, — сказала она. — Не хочу, чтобы он замерз из-за меня. Я солгу Доновану, если так будет нужно.

Белл кивнула. Отодвинув занавеску в сторону, она крикнула в дыру в стене:

— Все спокойно, Верджини. Давай их сюда.