— Оккупировали бы, однако тогда эта оккупация расценивалась бы несколько иначе. Знаешь, Аттила, я очень хорошо понимаю, чего вы боитесь. — Он взял указку и ткнул ею в то место на карте, где находилась Москва: — Вот ее. Если бы в Венгрии вспыхнуло национальное восстание, то Советская Армия за несколько недель дошла бы сюда. А на это не могли отважиться ни регент, ни офицерский корпус. Было решено легализовать оккупацию тем, что Хорти остался на месте, Создалась видимость, будто Венгрия по-прежнему суверенное государство, а ведь на самом деле это далеко не так. У нас в стране сейчас все делается по указке Везенмайера, а это можно расценить как государственное преступление, измену родине, какой венгерская история до сих пор не знала. — Голос Берната становился все более страстным. — Я тоже располагаю кое-какими сведениями. Вчера ночью гестапо арестовало полковника Кудара и генерала Уйсаси. Гитлеровцы настаивают на аресте Сомбатхеи. Начались крупные перетасовки в министерствах и в медье. Вся наша промышленность и сельское хозяйство находятся у немцев в руках. Они договорились со Стойяи о депортации венгерских евреев в Германию. А это означает, Аттила, что на верную гибель будет отправлено более полумиллиона людей, и только потому, что наши государственные мужи боятся русских.
Некоторое время Хайду молчал, затем тихо заговорил:
— Тебя неверно информировали. Этого они не посмеют сделать.
— А кто им помешает? Уж не английские ли парашютисты? Очень жаль, если и ты веришь в подобные глупости.
— Геза, — сказал генерал, — ты знаешь, как я ненавижу Гитлера, но я готов пойти на любую жертву, чтобы не допустить сюда русских. Готов даже на то, чтобы вместе с немцами-оккупантами выступить против русских.
— Даже тогда, когда нашу страну превратят в колонию нацистской империи?
— Может, до этого дело и не дойдет. Я имел в виду, что борьбу против русских мы продолжим вместе с Германией, а не с нацистской империей.
Бернат положил указку на стол и, с удивлением посмотрев на друга, спросил:
— Как тебя следует понимать?
Хайду не ответил. Он выключил лампу и подошел к бару:
— Что будешь пить? Есть хорошая палинка из черешни. Или коньяк?
Бернат с такой силой сжал в руке трубку, словно хотел раздавить ее.
— Давай наливки.
— Я так и знал, что ты палинки попросишь. — Наполнив рюмки, он подошел к журналисту: — Прошу. — Бернат взял рюмку. — Геза, а ты никогда не думал о том, что Гитлер вовсе и не провидение божье, а такой же простой человек, как и мы с тобой? Простой смертный, который когда-то родился, живет и может умереть.
— Уж не выпить ли нам за его смерть?
— Давай выпьем.
С тех пор как начались бомбардировки Будапешта, Андреа почти ежедневно бывала в гостях у Хайду. Отец ее в начале апреля снова уехал в Берлин, и она никак не хотела оставаться дома одна. Часто она даже ночевала в доме у Чабы.
Дни бежали очень быстро, так как в больнице было много пациентов, а после бомбардировок начали поступать и раненые. Эльфи видела, как устает Андреа, и старалась хоть как-нибудь помочь ей. К середине месяца Андреа совершенно выбилась из сил и попросила на работе краткосрочный отпуск на несколько дней. Эльфи решила, что лучше всего им съездить в Балатонвилагош или же в имение, однако Андреа, хотя и очень обрадовалась приглашению, но вежливо его отклонила, сославшись на то, что не может оставить здесь Чабу одного, да и отец вот-вот должен вернуться из Берлина.
— Ну, как хочешь, — обиженно проговорила Эльфи.
Разговаривали они в кухне, где Хайдуне готовила мужчинам салат. Мужчины же тем временем сидели на террасе и беседовали. Здесь же был и полковник Гуттен — он зашел в гости. Гуттена назначили командиром бронетанковой дивизии, которая входила в состав оккупационных войск. Все части этой дивизии дислоцировались в районе Эстергома, а штаб дивизии — в самом городе, так что Гуттен, которому в прошлом году было присвоено звание полковника, мог частенько наведываться в столицу. Несколько раз он приезжал вместе со своим другом майором Хорстом Шульмайером, которого после роспуска абвера назначили офицером разведки в штаб Винкельмана.