Последний порог

Они начали мирно есть, будто и не спорили за минуту до этого. Милану было немного стыдно, когда он снова вспомнил о событиях в Испании, где в боях за республику гибли не только шахтеры и крестьяне. В интернациональной бригаде сражалось много людей, которым по своему социальному положению нужно было находиться по другую сторону баррикад. Правда, и там не удалось избавиться от проклятого подозрения и недоверия. Он бы мог очень многое рассказать старику, но к чему это. У него лично дела здесь сложились довольно скверно. Оккупация страны может помешать ему уехать из Венгрии. Однако положение нацистов от этого не изменится, поскольку войну они так и так проиграли. Их разгром вопрос времени, и скоро он снова встретится с Анной. Вот уже год, как он не видел ее, Милан вспомнил их последнюю встречу...

Было это на рассвете. В бухте раздался глухой гудок парохода.

— Вчера я прогуливалась по проспекту Штрандвеген, — сказала Анна, — хотела зайти в музей, а когда перешла через мост, то увидела, как по набережной тащили труп молодого человека. Я не знаю, что со мной произошло. Меня прошиб пот, закружилась голова, ноги подкосились. Я вцепилась в перила, чтобы не упасть. И в тот же момент внезапно пришла мысль: «Боже мой, что же со мной будет, если я тебя потеряю?»

Милан поцеловал Анну, запустил пятерню в ее густые волосы и ласково оказал:

— Какие глупости! Не думай об этом, ты меня никогда не потеряешь. Я здесь, рядом, вместе с тобой. Анна, я хочу жить. Жить вместе с тобой, и очень-очень долго. — И почему-то добавил: — До тех пор, пока это будет возможно.

— До тех пор... — повторила Анна и заплакала, а затем с горечью спросила: — А до каких пор это будет возможно? — Милан ничего не ответил ей, и она продолжала: — Я буду любить тебя, пока живу. Меня даже не интересует, любишь ли ты меня или, быть может, приходишь ко мне изредка на ночь, потому что тебе не к кому больше пойти.

— Зачем ты такое говоришь? Хочешь меня унизить?

— Ты мужчина, Милан, и очень часто бываешь далеко от меня.

— Но ведь я тебя люблю, где бы я ни был. — Он наклонился над девушкой и обнял ее за плечи: — Послушай меня, Анна. Я люблю, обожаю тебя и вовсе не хочу погибнуть. Мы созданы друг для друга. Чего же тебе еще надо?

— Я хочу иметь от тебя ребенка, — ответила Анна. — Тогда я никогда не буду одна...

От лука щипало язык. Чтобы заглушить резкий запах, Милан выпил стакан кисловатого вина. Если бы можно было знать, суждено ли сбыться желанию Анны! Но этого не узнаешь. Гитлеровцы оккупировали страну, а он с раненой ногой скрывается здесь, в Обуде, в получасе ходьбы от родителей, которых не видел более семи лет.

Интересно, что бы заявили Пустаи и дядюшка Траксель, если бы он вдруг взял да и сказал им: «Когда меня арестовало гестапо, вы бросили меня на произвол судьбы и ничего не сделали ради моего спасения. Освободил меня Геза Бернат. В Париже меня встретили с недоверием. Правда, я сделал вид, что не заметил этого. А позже, когда я уже находился в Испании, мне не раз приходилось доказывать, что я честный, порядочный человек. Войну мы уже выиграли, и я хотел бы вернуться к Анне и своему ребенку. Я, правда, не знаю, но инстинктивно чувствую, что стал отцом. Кто у меня родился: дочка или сын, этого я, разумеется, не знаю, но чувствую, что кто-то родился. Мне хочется самому воспитать своего ребенка. Я очень боюсь, сам не знаю чего, но очень-очень боюсь. Я устал, нервы мои начали сдавать. Мне хочется вернуться к Анне... Вы меня не понимаете, да и никто не сможет понять меня. Разве что тот, кто уже побывал в застенках гестапо».

— Тебе чего-нибудь нужно? — спросил Милана Траксель, поворочав дрова в печи. — А то я прилягу. Черт знает почему, но от безделья я больше устаю, чем от самой тяжелой работы.

— Конечно, поспите, дядюшка Траксель, — согласился Милан. — Ничего другого нам не остается.

Правы оказались те, кто заявлял, что хортисты предали Венгрию, отказавшись 19 марта организовать сопротивление гитлеровским войскам.

— Как мне кажется, — произнес генерал Хайду, — регент не мог поступить иначе. Это его единственный верный шаг.

Однако Геза Бернат думал иначе и открыто заявил:

— Ты ошибаешься, Аттила. Это была серьезная тактическая ошибка, и нам еще придется дорого расплачиваться за нее.

Хайду подошел к аквариуму и принялся наблюдать за плавающими в нем декоративными рыбками. Однако он хорошо слышал резкие слова Берната. Эльфи дома не было, и они могли спокойно разговаривать, не опасаясь, что им будут мешать. Генерал же стоял и раздумывал: можно ли рассказать своему другу что-нибудь из того, что он знал? Видимое спокойствие генерала злило журналиста. Хайду заметил это и, чтобы как-то разрядить обстановку, подошел к Бернату и улыбнулся.

— Не сердись, Геза, — сказал он и положил руку на плечо друга. — Обстановка намного сложнее, чем ты думаешь. Я признаю, что Каллаи и его сторонники сделали свое дело очень неуклюже, но раз уж события сложились так, а не иначе, то с ними необходимо считаться.