Последний путь под венец

– Тогда понятно, почему информацию о первом ограблении не хотели пускать в СМИ, – хмыкнула я. – Ну, хоть дело-то завели или вообще все замяли?

– Завели, конечно! Ты про нашу полицию слишком плохо-то не думай! – вступилась за честь мужнего мундира верная полицейская жена. – Хотя лучше бы и в самом деле не заводили, пожалуй. Глядишь, тогда и Санька был бы жив.

– Какой такой Санька? – осторожно спросила Ирка, стирая с лица улыбку, чтобы быстренько скривить физиономию в сочувственной гримасе, если окажется, что этот самый Санька нам знаком.

– Да Миронов Санька, уполномоченный из Чернореченского ОВД, – объяснила Ларочка. – Вы его, наверное, не помните, он на нашей с Серегой свадьбе со свекровью моей отплясывал, чуть не уморил пожилую даму сложными па и приятным волнением.

– Помню! – обрадовалась Ирка. – Свекровь твоя в желтом платье была, а Санька этот в голубой рубашке, и Лазарчук все шутил, что эта пара олицетворяет собой украинский флаг и служит зримым напоминанием о его корнях. Он же из Киева родом, так ведь?

– Серега – да, из Киева, а Санька местный был оболтус, – Ларочка вздохнула. – Хорошо хоть, ни женой, ни детьми не обзавелся, а то остались бы сиротами. Его, Миронова-то, как раз и бросили разбираться с ограблением винноводочного торгаша с «Буренушки». Санька за государеву службу душу не рвал, небось начальство думало, он это дело тихо похоронит.

– А он что – погиб? – спросила Круглова.

Мы с Иркой как раз молчали, сделав подобающие скорбные лица.

– Убили его, – снова вздохнула Ларочка. – Застрелили во время второго ограбления! Санька в тот день как раз на «Буренушке» был, все с тягомотным винно-водочным делом разбирался. Пришел в сто первый раз в контору, то есть в администрацию рынка, а там-то его лицо уже запомнили, и дверь бронированную открыли без вопросов.

– И грабители в масках ворвались в контору на его плечах?! – догадалась я.

– Ворвались, – подтвердила Ларочка. – А там беднягу Саньку сразу же застрелили, три лимона у перепуганных конторских забрали и бесследно смылись в неизвестном направлении!

– Так вот на чьи похороны Серега торопился в тот день, когда мы с ним забирали тебя из больницы! – кивнула мне Ирка.

– А журналистам на брифинге о том, что в ходе ограбления был убит полицейский, почему-то не сказали! – обиделась за все наше «смишное» племя Настасья Круглова.

– И я вам тоже, считайте, ничего об этом не говорила! – спохватилась майорша. – Все строго по секрету, между нами, девочками!

– Мы будем молчать, как партизаны на допросе! – пообещала Ирка.

– А нас еще будут допрашивать? – испугалась Настя.

– Уже нет, – успокоила ее я. – Лазарчук ведь сказал, что не хочет заниматься нашей ерундой, потому как у него своих серьезных дел выше крыши. Нашу детективную историю мы как-нибудь сами распутаем, без профессиональных сыщиков, в частном порядке.

– Может, я чем помогу? Вы звоните, если что, – вставая с дивана, предложила Ларочка.

Ей было совестно, что профессиональный сыщик Лазарчук проявил душевную черствость и бросил нас с нашими проблемами на произвол судьбы. Я хотела сказать Ларисе «спасибо», но тут из комнаты донесся пронзительный поросячий визг.

– Иду, Тимоня, иду! – подхватилась Ларочка.

– Это не Тимоня, – догнав ее на пороге детской, объяснила я уже очевидное.

Ярко-розовый меховой поросенок на батарейках бодро шаркал по полу, утробно хрюкая и заливисто визжа. Тимоня, запустивший Пана Солонинку в многотрудный поход по заваленному разным хламом ковру, восторженно хохотал и раскачивался на попе, как Ванька-встанька.

– Иди к мамулечке, мой зайчик! – присев на корточки, позвала его Ларочка, и зайчик порысил к мамулечке на четвереньках, с легкостью обойдя на дистанции буксующего поросенка.

– Ой, Лен, какие интересные у вас игрушки! – простодушно восхитилась Настасья.

– Это Пан Солонинка, я его Масяне из Чехии привезла, – мне вдруг захотелось похвастаться, какая я хорошая мать. – А вон того белого кролика – он тоже самоходный, и у него глаза сверкают красными огнями – я привезла из Германии. А эту собаку купила в самолете, возвращаясь из Ниццы. Она сама по себе ничего не делает, но у нее внутри диктофон, можно записывать короткие фразы. Мы с Масяней оставляем друг другу сообщения, вроде записок, типа: «Привет, мамочка, я тебя очень люблю!» Вот послушай!

Я подняла с пола игрушечного щенка с очаровательно придурковатым выражением тупой рыжей морды, нажала на лапку с надписью «play», и встроенный механизм послушно воспроизвел последнюю запись.

Только это было вовсе не «Привет, мамуля, я тебя люблю!». Некая мать упоминалась в коротком тексте отнюдь не с нежным чувством, да и голос был совсем не Масин.

– Это кто же так ругается?! – шокировалась Ларочка, отпрянув от игрушки вместе с майорским отпрыском, которому было еще очень рано знать такие слова.

– Не знаю. Голос женский…

– Ну, мы пошли. – Ларочка заторопилась, и я не стала ее задерживать.

Мне хотелось поскорее еще раз без помех прослушать ругательную запись.

«Твою мать!.. Да где же?.. Господи, помоги мне! Неужели все напрасно, вот ведь сука…»