Первая попытка забрать Ингу закончилась для властей полным провалом: едва две полицейские машины с сиреной и микроавтобус подъехали к дому Расмуссенов, туда со всех сторон стали стекаться соседи.
У них не было организатора, которого можно было бы привлечь к ответственности за неповиновение закону.
Они действовали спонтанно, и при всём при этом, вполне организованно, понимая друг друга с полуслова.
Взявшись за руки, они образовали возле входа в дом Расмуссенов что-то вроде полукольца.
Сначала их было человек двадцать.
Из микроавтобуса вышел представитель прокуратуры.
Ему подали рупор, и он, откашлявшись, стал в него гнусавить:
— Именем закона требую освободить проход! Во исполнение решения суда, несовершеннолетняя Инга Расмуссен должна быть передана для дальнейшего воспитания в руки своей биологической матери. Всякое препятствие действиям власти влечёт за собой административную и уголовную ответственность, начиная от денежного штрафа в размере одной минимальной зарплаты до тюремного заключения сроком до двух лет, а в случае отягчающих обстоятельств — и до пяти!
Он посмотрел назад, в сторону микроавтобуса, и оттуда выбежал парнишка, услужливо подавший ему сафьяновую папку.
— Все желающие могут беспрепятственно ознакомиться с этим постановлением! — рявкнул он, помахивая какой-то бумагой.
Но ни один человек из цепочки протестующих даже не шелохнулся, а из оцепленного дома раздался истошный детский крик:
— Я не поеду к ней! Я её ненавижу!
Это был голос Инги.
И она громко разрыдалась.
На шум стали собираться и другие жители посёлка, а кто-то вызвал по телефону скорую помощь.
Через пять минут вокруг дома образовалась вторая цепочка: теперь «бунтовщиков» стало около пятидесяти.
Полицейские, судя по выражениям их лиц, тоже недоумевали: никто из них до сих пор не отнимал внучку от бабушки с дедушкой.
Пока чиновник связывался с начальством, к дому подкатила машина скорой помощи.
Протестующие разомкнули цепь и пропустили сутулого врача с чемоданчиком в руке и сопровождающую его медсестру, но моментально сомкнули за ними её намертво.
— У девочки не просто истерика, — сказал Вирге Скуче врач, внимательно осмотрев Ингу. — Это серьёзный нервный срыв. Ей пришлось пережить не только многократные унижения со стороны взрослых мужчин, а ещё и смерть отца. Ей просто необходимо побыть в стационаре, под пристальным наблюдением квалифицированных врачей. Там она отдохнёт от этого прессинга, который сопровождает её целый год.
— А после этого её оттуда заберёт эта сука? И тогда она опять будет продавать Ингу для утех всем богатым педофилам?
Несмотря на свой статус «судьи», Вирга не выбирала выражений.
— Медицина — вне политики! — робко попытался возразить врач. — Мы всецело на вашей стороне, но кроме закона Гиппократа существуют ещё и государственные!
— Да мне насрать на такой закон, который защищает не ребёнка, а этих мудаков! Инга останется здесь! Я благодарю вас за помощь. Выписывайте все необходимые лекарства. Сколько мы вам должны?
— Вы знаете: для граждан страны вызов скорой помощи бесплатный. Но даже если бы это было иначе, я всё равно не взял бы с вас ни гроша!
«Скорая помощь» скоро уехала, и где-то через час власти отозвали провалившихся «десантников».
Люди расцепили руки и пошли по домам: они выиграли первый раунд!
Но не всю игру!
Поздно вечером в дом Расмуссенов постучался какой-то человек.
Он молча передал им целлофановый пакет и удалился.
Там был полный комплект всех лекарств, прописанных тем врачом, и маленькая записка: «От Гиппократа».
Глава 19
В соответствии с законодательством, воплотить в жизнь решение суда могла не только полиция: в стране существовала служба «судебных приставов».
Имея на руках выписку судебного протокола, они «выбивали долги» не только со злостных неплательщиков, но и из обыкновенных людей, в силу разных обстоятельств попавших в трудную финансовую ситуацию.
Это не было классическим «рэкетом» Америки 1930-х годов или России 1990-х: те бандиты действовали на свой страх и риск, и все они находились «по ту сторону закона».
И если вконец затравленный человек вдруг находил оружие и давал достойный отпор таким «сборщикам налогов», ему все рукоплескали, а суды или оправдывали их «вчистую», или выносили чисто номинальные наказания «за превышение пределов необходимой обороны».
Нынешние же рэкетиры, именуемые также «коллекторами», действовали уже под «крышей» закона, и любое насилие по отношению к ним рассматривалось как тяжкое преступление.
Их деятельность носила откровенно коммерческий характер: они не трогали тех, с кого просто нечего взять: бездомных, безработных, иммигрантов.
Не преследовали они и тех, кто разъезжал на роскошных лимузинах, не выплачивая при этом зарплату своим работникам.
Они специализировались на «среднем» и «предпоследнем» классах общества, из которых можно хоть что-то выдавить.
Мелкие правонарушения в виде бесплатного проезда в общественном транспорте или задолженность за отопление и горячую воду превращалась в результате их калькуляции в солидные суммы, превосходя её в разы, а иногда и в десятки раз.