Последний романтик

«Мою фотографию надо поместить в словарь напротив выражения „разбитое сердце“, – сказал он мне по телефону через неделю после ухода Дженнифер. – Когда она уехала, я впал в такую депрессию, что два дня не вставал с кровати. Если даже Дженнифер не может продержаться тут год – кто вообще на это способен? Кого я хочу обмануть? Зачем вообще всё это затеял? Зачем нужен Черепаший остров, если каждый раз всё заканчивается одинаково? Я вложил в него все жизненные силы, но это совершенно очевидно не работает: люди, для которых я всё это создал, уходят и терпят неудачу. Никогда еще мне так не хотелось всё бросить. Уже представляю, как повешу на ворота маленькую табличку с надписью „Черепаший остров закрыт. Уходите“. Я так не сделаю, конечно. А может, сделаю. Я уже ничего не знаю…»

Итак, по жестокой необходимости, с годами Юстас всё сильнее ограничивает свое видение, отказывается от юношеских идеалов, списывает со счетов свои самые смелые мечты. Его стремления в последнее время стали на удивление скромными. Он больше не берет новых учеников и собирается открыть на Черепашьем острове школу верховой езды. Он уже разместил рекламу в газетах Буна, разослал приглашения на лесные однодневные прогулки. Он надеется, что доход от конных прогулок поможет компенсировать расходы на содержание всех его замечательных лошадей. И по части человеческих отношений этот бизнес проще некуда: клиент платит, Юстас предоставляет простую услугу, в конце дня все расходятся по домам, довольные жизнью.

Может, я и не смогу изменить мир

, думает Юстас теперь. Ну и ладно. Пусть его влияние будет не таким обширным – распространится на маленькие группы, отдельных людей. Мотоциклистов, которым он махал рукой из седла во время путешествия Беспредельных ездоков. Детсадовцев, которых закапывал по горло в лесу. Наркоторговцев из парка Томпкинс-сквер, узнавших благодаря ему удивительную вещь – что человек, оказывается, может сам шить себе одежду из материалов, предоставленных самой природой…

Или взять детей, которые однажды гуляли по Черепашьему острову и наткнулись на бобровую хатку. Их учителя разрешили им заплыть в хатку по тоннелям, проложенным бобрами, и в конце концов дети очутились внутри – в этом теплом, сухом, священном убежище. Сколько современных мальчишек могут похвастаться тем, что побывали внутри бобровой хатки? Какое неизмеримое и продолжительное влияние, должно быть, оказало это событие на сознание этих мальчиков. Но Юстасу Конвею с его амбициями великого архитектора, жаждущего видеть новую Америку, этот случай, возможно, показался бы незначительным. Однако в наш век бездумного конформизма даже легкий намек на то, что на мир можно смотреть под другим углом зрения, это уже очень много. И даже если это не устраивает Юстаса, возможно, на большее он рассчитывать и не сможет. Ведь, в конце концов, он всего лишь учитель. И ему, как всем учителям, придется смириться с реальностью и признать, что лишь некоторые его ученики за несколько десятилетий действительно запомнили какие-то уроки.

Вот, например, был однажды у него в учениках парень по имени Дейв Рекфорд.

Он вырос недалеко от Чикаго – обычный мальчик из пригорода. Отец его был врачом, а мать пыталась быть хиппи. Это выражалось в том, что она отсылала сына в квакерские школы, а также кормила его полезной едой. Когда компания «Катерпиллар трактор» закрыла завод в Иллинойсе, процветавший родной городок Дейва пришел в упадок, и семья переехала в Северную Каролину, где Дейва отправили в дорогую частную школу, в которой учились дети из самых старых южных семей. И тут его жизнь перевернулась. Его отец влюбился в другую женщину и ушел от матери. В семье наступил хаос. Постепенно осколки были собраны и сложены в некое подобие порядка. По прошествии нескольких сложных лет мать Дейва наладила свою жизнь и вышла замуж за богатого и хорошего человека, а вот Дейв от этой истории так и не оправился. Ему было тринадцать лет, и вся его жизнь представляла собой груду обломков. Он был в глубокой депрессии и метался в поисках себя.