Последний романтик

В семье Дейва Рекфорда сплошь юристы, врачи, бизнесмены и дипломаты. Так уж принято, такова семейная традиция. Но Дейв выбрал другой путь. Сейчас ему тридцать, и всё это время он путешествовал по миру, пытаясь найти в нем свое место. Изучал историю и музыку. Пытался написать книгу. Изъездил вдоль и поперек Кубу, Европу, Америку и даже записался в армию, пытаясь найти свое предназначение на тот короткий срок, что отведен ему на Земле.

И недавно наконец нашел. Выяснил ответ на главный вопрос. Он попросил женщину, которая ухаживает за садом его родителей, взять его в ученики. Она согласилась. Так Дейв Рекфорд стал садовником – тем, кем, по его мнению, должен был стать. Он заботится о растениях. Все дни он думает о земле, свете, всходах. Это простые отношения, но он много получает взамен. Дейв пытается понять, что нужно растениям, как им помочь. Он совершает каждое действие с вниманием и точностью, уважая свой труд. И постоянно ведет мысленный разговор, не забывая о своей сущности. Каждый день своей жизни он размышляет об идеальной осознанности и необычайной красоте человеческого труда.

Что на самом деле означает, что каждый день своей жизни он думает о Юстасе Конвее.

Эпилог

Это нельзя исправить. Нельзя заставить уйти. Я не знаю, что вы намерены с этим делать, – но знаю, что намерен делать я. Я просто уйду. Может, хоть малая часть этого умрет, если я не буду ее подкармливать.

Лью Уэлч

История Юстаса Конвея – это история человеческого прогресса на североамериканском континенте.

Сначала он спал на земле и носил шкуры. Тер одну деревяшку об другую и так добывал огонь, ел пищу, добытую охотой и собирательством. Когда он был голоден, он бил птиц камнями, бросал дротики в кроликов и отрывал в земле съедобные коренья – тем и жил. Плел корзины из гибких побегов деревьев, что росли на его земле. Он был кочевником, передвигался пешком. Потом переехал в вигвам и начал использовать более совершенные ловушки для поимки животных. Научился высекать огонь с помощью кремня. Освоив этот способ, стал пользоваться спичками. Носить шерсть. Переехал из вигвама в простую деревянную хижину. Стал фермером, расчистил землю, разбил сад. Завел скот. Проложил в лесу стежки, которые стали тропами, а затем дорогами. Возвел мосты через реки. Начал носить джинсы.

Сначала он был индейцем, потом исследователем, потом первопроходцем. Он построил хижину и стал первым поселенцем. Будучи человеком утопических взглядов, теперь он надеется, что семьи, которые разделяют его видение, выкупят земли вокруг Черепашьего острова и будут воспитывать там своих детей, как он когда-нибудь будет воспитывать своих. Его соседи станут возделывать земли при помощи простейших орудий и тяглового скота, а в период урожая будут ходить друг к другу в гости – или ездить на лошади, – устраивать танцы и обмениваться товарами.

Когда всё это случится, Юстас станет сельчанином. К этому он и стремится – создать свой город. Когда это будет сделано, он построит дом своей мечты. Покинет свою хижину и переедет в просторный и дорогой, роскошный дом со встроенными шкафами, бытовой техникой, женой, детьми и кучей вещей. Тогда он наконец нагонит свое время. Тогда Юстас Конвей станет таким же, как все современные американцы.

Он эволюционирует у нас на глазах. Совершенствует и расширяет, совершенствует и расширяет, потому что умен и изобретателен и ничего с этим не может поделать. Его не устраивает спокойное наслаждение плодами того, что он уже умеет делать, – он должен двигаться вперед. Его не остановить. Не остановить и нас. На этом континенте нас всегда было не остановить. Как заметил де Токвиль, мы прогрессируем «подобно людскому шквалу, обрушиваясь неумолимо и двигаясь все дальше с каждым днем, направляемые рукой Господа нашего». Мы сами от себя устаем и утомляем всех вокруг. Исчерпываем ресурсы, природные и внутренние. И Юстас, как никто другой, демонстрирует своим примером эту нашу неуемность.

Помню, как-то вечером мы с Юстасом ехали на Черепаший остров после того, как посетили заброшенную империю его деда, лагерь «Секвойя». Мы уже почти добрались до места и проезжали Бун, когда Юстас вдруг остановился на перекрестке. Он обернулся и спросил:

– Разве это здание было здесь два дня назад, когда мы ездили в Ашвилл?

Он показал на остов нового невысокого офисного здания. Нет, два дня назад я не видела его здесь. Но оно было почти достроено. Осталось только вставить окна. Батальон строителей как раз покидал рабочее место в конце дня.

– Не может быть, – недоумевал Юстас. – Неужели можно так быстро что-то построить?

– Не знаю, – проговорила я и подумала: «Кто-кто, а он должен знать». Потом добавила: – Видимо, да.

– Ну что за страна… – сказал он со вздохом.