Последний русский

роман

Сергей Магомет

Впрочем, я всегда сознавал себя русским… Да настоящий русский и не может быть иначе, как мы с вами.

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Я лежу животом на траве, ощущая под собой горячее тело земли. Тяжелые косы берез падают низко-низко, водя кончиками по моим плечам и спине. Миллионы зеленых листочков возбужденно трепещут от брызжущих сквозь них солнечных лучей. Я нахожусь именно там, где нужно. Поместив себя сюда, не нужно ничего предпринимать. На природе, в разгар лета. Не нужно вовлекаться ни в какое действие. Это воодушевляет, как открытие.

Рука поглаживает, раздвигает траву. Непосредственно у земли, трава густо-спутанная, стелется подопрелым слоем и пахнет чуть пряно, чуть терпко. Погружаю туда лицо. Другая рука раздергивает молнию на джинсах. Земля подо мной именно горячее тело, живая плоть. Ее бугорки и впадины заставляют прижиматься, двигать бедрами. Не иначе, как я ищу, стремлюсь войти в нее, как в женщину.

И еще крепче прижимаюсь к земле, обхватив ее руками Как будто хочу с ней срастись. Чувствовать ее, а не себя. Хотя бы ненадолго. Хотя бы здесь в тени, между этими патриархальными подругами-березами.

Вдруг земля легко впускает меня. Словно открылась какая-то полость – втягивающая и емкая. Проникаю глубже, бессознательными толчками достигаю того, что вхожу в нее полностью.

Еще немного, сюда, еще, ну, сейчас, еще, вот, да… Пронзительно исторгаемое живое волокно просверливает почву. Мгновенная, всеобщая связь с универсумом. Тугая струна вибрирует между центром земли и центром моего «я». Можно ли ощутить гравитацию? Перекатываясь на спину, вижу, как струна лопается, капли смешиваются с черными комочками почвы. Отворачиваясь, закрываю глаза.

Щелчок. Неуловимое превращение уже свершилось: «до» превратилось в «после». Что, дурачок, убедился еще раз? Перед чувством воля бледнеет. Каким огромным и важным это казалось «до» – и каким ничтожным «после». На то она и закономерность. На то и тайна.

Под сомкнутыми веками в масляно-черном эфире медленно плывут радужно-алые звезды, похожие на жарко тлеющие, обдуваемые ветерком угли. Прямо-таки мифологическая инициация. Совокупился с землей. Кто другой смог бы? Обнял бы и твердь небесную. Но это, увы, было бы уже слишком… Чего я ждал? Что, оплодотворенная мной, земля многокрасочно расцветет и начнет плодоносить еще более волшебными плодами? Действительно, не нужно никуда идти и ничего делать. Ничего этого теперь не нужно. Благодать снизошла.

Ах, если бы можно было бы вообще освободиться от власти чувств! Восстать против соблазнов и желаний!.. Нет, это был бы не бунт даже, а серьезный эксперимент, предполагающий буквальное, абсолютное воздержание, особого рода пост и назорейское самоограничение. Не к тому ли стремились и монахи, святые отшельники, аскеты, так напрягавшие волю, так истово молившиеся? Чтобы не впасть в искушение, им приходилось отчаянно отбиваться от оголтелых призраков пустыни, маняще изощренных дьявольских наваждений, которые порой так легко спутать с видениями истинного духа. Разве не так звучит и «Песнь Песней»? А сразу за ней суровые поучения Экклезиаста. И в конце некая награда – прозрение, свет, недоступные другим людям, обыкновенным смертным, для которых их желания и они сами – одно и то же.

Впрочем, должно пройти некоторое время, прежде чем я смогу заглянуть в область, перенасыщенную, подавленными страстями, – туда, где происходят фантастические вещи. Вот Рамакришна учит, что истинная мудрость достигается двенадцатью годами абсолютного воздержания. Однако немало. А до того, значит, придется жить дураком.

Но кому удался этот эксперимент? Мне было проще: я знал, ради чего терпеть. Самый подходящий момент. Будучи сформулированной, задача решается автоматически. Мне была известна та точка, до которой я стремился дойти. Такой «точкой» должна была стать любимая женщина.

Так я размышлял, блаженно разбросав руки-ноги, лежа под текучим золотом солнца, которое выплескивалось, словно из обильного родника, и змеистыми сверкающими струями бежало через всю ширь небосвода за горизонт. Под этим ослепительным источником я находился. «Земля-матушка…» – промелькнуло у меня в голове.

Я – исключительный человек. Может быть, последний в своем роде.

Молодой человек, едва достигший восемнадцати лет. Неуместно восторженный, пожалуй. И к тому же неуместно печальный. Оказывается, бывает такое равновесное сочетание.

Ничего удивительного. Если бы я открыл глаза, то, глядя в небо, в его слепящую июльскую синь-раздолье, я бы тут же вспомнил бы о маме, о ее смерти и вчерашних похоронах.

Ее нет. Не существует. Неужели?..

Но что значит «умереть»? Что такое перестать существовать? Когда это случилось – вчера или позавчера? Как такое вообще возможно? Здесь на природе это казалось невероятным.