Последний сейм Речи Посполитой

Пан кастелян был мужчина уже пожилой, но еще вполне бодрый и статный. Лицо у него было красивое, бритое, нос римский, большие карие глаза, привлекательная улыбка, голос властный и сенаторское величие в движениях. Одевался он на французский манер, откидывая на затылок завитые букли. Человек он был хитрый, холодный, настойчивый, осторожный, всегда добивавшийся своего. Жестокий в данный момент противник короля, когда-то, однако, его закадычный друг, так как в молодости они вместе путешествовали, добиваясь в Петербурге положения и карьеры.

Он был женат во второй раз на даме из знатного рода, о которой шептались, однако, как о бывшей фаворитке короля, и получил за ней в приданое, кроме связей и крупных поместий, еще какое-то заштатное кастелянство, в виде отступного. Заявляя себя вольтерьянцем и человеком без предрассудков, он из весьма низменных побуждений высказывался против конституции третьего мая, стал одним из столпов Тарговицы, горячо защищал шляхетские привилегии и жестоко угнетал своих крепостных. При этом не забывал приумножать свое состояние и взбираться все выше и выше по общественной лестнице.

- Как тебе нравится наш камергер? - спросил он вдруг, усаживаясь в кресло.

- Я его почти что совсем не видел... Вообще же он мне кажется немножко с серинкой...

- Совсем выдохшийся чурбан, - вырвалось неожиданно для Зарембы из уст пана кастеляна, - ведь он уж едва ноги волочит. Наказал меня господь таким зятем.

- Говорят, он много путешествовал по свету, - улыбнулся ехидно Север.

- Да, и из этих путешествий привез в костях такие сувениры, что ни один доктор уже от них не вылечит. Противный старикашка.

- Говорят, будто он рассчитывает получить от царицы графский титул?

- Я сам хлопотал об этом, а теперь глубоко сожалею. Ты не можешь себе представить, что это за скряга, скопидом и домашний тиран. Мучит Изу сценами ревности, угрожал ей даже скандалом. И без всякой причины, просто по своей злобности. Иза решительно требует развода.

- Перемена корма радует скот, - проговорил Север чуть слышно, с трудом скрывая непонятное чувство радости.

- Брось ты свои издевки. Для Изы это настоящая драма.

- Никто ведь ее не неволил выходить за него... - Север посмотрел прямо в глаза кастеляну.

- Ну, конечно, - растерянно заерзал кастелян, - виды рисовались самые радужные: он обещал перевести часть состояния на ее имя, наобещал золотые горы, а теперь отказывает ей в предметах первейшей необходимости. И ко всему еще эти сцены ревности, прямо непонятные... смешные...

- А Изе нравится полная свобода... Она такая молодая, красавица!

- Ты встречал когда-нибудь женщину, которая бы разводилась ради нового любовника? Им так же нужна официальная свобода, как собаке грамматика. Ей представляется блестящая партия в полном смысле этого слова.

Заремба побледнел, однако, скрывая волнение, бросил наугад:

- Разве князь уже сделал предложение?

- Это пока еще большой секрет - пусть останется между нами, усмехнулся пан кастелян Северу, как посвященному. - Сейчас я ожидаю консисторских юристов. Дело будет щекотливое, и сейчас мне, сказать по правде, совсем не до того. К тому же я терпеть не могу сутяжничества, а камергер на компромисс не пойдет, захочет использовать свое положение.

- У вас этот вопрос уже решен, дядя? А вы хорошо знаете князя?

- Только по отзывам Сиверса и по письмам Изы. Знаю, что он командир гренадерского полка, близкий друг Зубова и любимец петербургского общества. Состояние, говорят, у него большое, несколько десятков тысяч душ, ну - и княжеский титул...

- От этой крымской светлости попахивает овчинами, бычьими шкурами...

- Таков уж свет, что ему достаточно видимости для почета. Я узнавал о нем в разных местах: молодой человек с хорошим именем и пользуется успехом у всех.

- Потому что никому не жалеет комплиментов и швыряет золотом направо и налево.

- Ты питаешь к нему какую-то антипатию.

- Я говорю беспристрастно, тем более что я с ним отчасти даже в близких отношениях. Только просто человек он нам чужой, пусть даже и самого высокого круга, - чужой и верой, и характером.

- Просвещенные люди везде одинаковой веры - они свято верят в разум и природу! Оставим эти предрассудки простонародью, - начал раздражаться пан кастелян.

- Но ведь он служит против нас! - Заремба едва сдерживался.