Последний сейм Речи Посполитой

Черная туча несущихся всадников была уже совсем близко, когда вдруг из середины ее донесся ужасный, отчаянный крик:

— На помощь! Спасите!

Заремба инстинктивно схватился за рукоять сабли и отдал короткий приказ:

— Влево, загороди барьером, живей!

Мацюсь подобрал вожжи, круто повернул, стегнул лошадей и погнал их навстречу несущейся конной ватаге. Одновременно грянул выстрел, коренник у кибитки грохнулся наземь, остальные спутались, поднялся неописуемый крик и суматоха.

— Спасите! — прохрипел в последний раз сдавленный голос.

Заремба со Сташеком бросились к кибитке, но им преградили дорогу ружейные дула, стена конских тел и взбешенный крик офицера:

— С дороги! Эстафета ее императорского величества! С дороги! А то прикажу стрелять!

Немыслимо было уже мечтать отбить увозимого. Подъехал фон Блюм с товарищами, засверкали факелы, кто-то обрезал упряжь подстреленного коренника, конвоирующий офицер кричал, угрожающе размахивал кулаками, но Блюм как-то легко успокоил его, и вскоре казаки сомкнулись вокруг кибитки, засвистели нагайки, отряд быстро тронулся в путь и пропал во тьме.

— Лошади испугались, я с трудом удержал их, — заговорил спокойно Заремба с фон Блюмом, который смотрел как-то подозрительно, но уехал, не сказав ни слова.

— С парадом, дьяволы, в Сибирь отправляют, — буркнул Мацюсь, оглядываясь назад.

— Где Сташек?

Заремба был сердит на себя оттого, что поддался первому впечатлению.

— Бросился наутек со страху... Да такой пострел не пропадет.

«Черт возьми, мог я впутаться в скверную историю», — размышлял про себя Заремба и не поехал уже за Изой к пани Дзеконской, а прямо домой.

Кацпер ожидал уже с докладом, рассказывая с честной хвастливостью о своей вербовке, хлопотах и удачах.

— Сколько у тебя и где квартируют? — перебил его нервно Заремба.

— Сто десять человек в понемунских лесах, часа два пути вдоль Немана. Баржи уже приготовлены, поедем в полночь, как раз во время смены караула на берегу. Посмотрите, пан поручик, что за народ: молодцы, как на подбор, так и просятся в драку с врагом. Командование над ними сдал я Фурдзику. Старик бомбардир из Полонного. Сразу взял их в ежовые рукавицы.

— Где ты наловил столько?

Заремба с беспокойством посмотрел на часы.

— Немного отец Серафим повытаскал из разных нор, немного я повыгреб от гродненских горожан, у которых они попрятались, остальных отбил я потешным фортелем у московских вербовщиков. Целая была история.

— Не интересно мне знать! И все дезертиры?

Принялся шагать по комнате.

— Из бывшей Украинской дивизии генерала Любовидзкого. Безоружные, поэтому большую часть загнали штыками во вражью службу: ну, кто там почестнее, ждал только случая, чтобы бежать. Приплелись бедняги, прося по дороге милостыню, пробирались только ночью лесами, немало легло по дороге, немало и переловлено, да под розгами, поди, на тот свет отправилось. Зато каждый, что остался, стоит десятка новобранцев. Говорят: пусть только кликнут клич о войне, так ни один солдат не останется под вражеским знаменем. И так целые тысячи перебираются из самых дальних сторон в Польшу. Ничего, что в Киеве с изловленных беглецов кожу живьем сдирают, колесуют и четвертуют. Того, кто хочет стать на защиту отчизны, и смерть не остановит.

— Да, не остановит! — повторил Заремба, думая о чем-то совсем другом. — Куда пойдут?

— В полку Дзялынского не хватает трехсот человек для полного состава.

— Хорошо складывается. Обещал я им, что получат недоплаченное жалованье в Варшаве. А после присяги еще сегодня должны получить по пять дукатов.

— И мне надо к ним съездить? — спросил вдруг Заремба.

— Ждут. И нельзя медлить ни одного часу, а то шпики рыщут по всей округе. Все они у меня вписаны в табель, только вам, пан поручик, надо быть при присяге и дать походные планы и маршрут.

Заремба не слышал больше, уставившись глазами в колеблющееся пламя свечи.

«В полночь... свет со стороны сада... люблю...» — услышал он вдруг шепот Изы, охватывающий сладостью упоения. Вздрогнул от сладкого трепета ожидания.

— Какая на дворе погода?

— Пасмурно, и на небе ни звездочки. Как раз для нас!

— Как раз! — повторил он, как эхо, подсел к столу, закрыл лицо руками и медленно утонул мечтой в этой беззвездной ночи.

Какой-то парк шелестит листвой над его головой... Он пробирается сквозь чащу... Огонек вдали... На стеклах колеблется тень... Она ждет, вглядывается в темноту... Еще только несколько шагов до рая...

Пробило где-то одиннадцать, и Сташек, с руками по швам, остановился в дверях.

— Через полчаса пора уходить, — послышался решительный голос Кацпера.

Севера вдруг охватила тьма и холод, пронизывающий до мозга костей. Все вдруг сразу рассеялось, и в душе заговорил неумолимый голос долга. Он встал из-за стола и бросил коротко:

— Приготовить деньги, надо собираться!

Он отвернулся, как будто опасаясь, чтобы лицо его не выдало тайну, и, расхаживая по комнате, снова предался мечтам.