Последний шанс палача

Резкая вонь, боль… целый букет боли, повсюду. Глаза не открывать, уйти бы обратно, но не дают.

— Дай еще нашатыря или по печени стукни! Он мне нужен бодрым и прямо сейчас! Через минуту не очнется — буду его током будить! От тока все оживают, даже лягушки без головы!

Глаза открываются с ощутимым скрипом. Та же комната, те же лица. Кроме Макса имеется какой-то хмырь — тот самый, кажись, что мелькал с камерой.

— Он очнулся, шеф!

— Молодец, свободен!

Шаги, хлопок тяжелой двери, тишина. Нехорошая тишина, липкая, как пот умирающего. Глаза сквозь линзы, без всякого уже добродушия.

— Прости, Глеб, обозлил ты меня. Еще немного, и летел бы сейчас к облачкам, а я бы обломался по полной. Представь, вот такой позорный непрофессионализм мог иметь место — и все из-за тебя, мудака. Решил героем сдохнуть? Из принципа? Ладно, сдохнешь, твое право. Только сперва, парень, я тебе покажу интересное шоу, ты же их любишь!

Он шагнул в сторону, и Глеб увидел, наконец.

Глаза — круглые от ужаса, распахнувшиеся в немом крике. Рыжие волосы. Тросы, соединяющие тонкое женское запястье и стройную щиколотку с электрическими фазами. Чему и стоило удивляться, так это долготерпению Макса или его расчетливости — слишком долго берег в рукаве главный козырь!

— Комментировать не буду, партизан ты наш героический, сам все понимаешь. Ей сейчас и двести двадцать выше крыши, а я на мелочи не размениваюсь. Разуй глазки и смотри внимательно!

— Стой.

По всем законам жанра, это слово требовалось выкрикнуть, но эмоций уже не осталось. Выгорели в электрической дуге. Распахнутые глаза, полоска скотча на губах, легкая округлость живота под футболкой. Едва заметная округлость — почти как ТОГДА у Наташи.

— Хрен с тобой, бери все. Ее отпусти.

— В самом деле? — Пульт в руке Макса глядел теперь прямиком на Дину, покачивался, будто изящная змеиная голова перед броском. — Знаешь, я тут почитывал на досуге старые пособия по пыткам. Есть там интересная мыслишка — типа, если испытуемый начал сознаваться, продолжайте жечь его железом, дабы поток красноречия не иссяк. Такие вот садюги жили в этом Средневековье! Им, по-моему, не правда была нужна, а сам процесс. Раздеваешь так вот красивую женщину и творишь с ней все, что в голову придет…

— Ты шизик х…в!

— Я же просил, без выражений, — нахмурился Макс, и змея замерла, прицелилась точно в жертву. — А представляешь, как она будет стонать? Не только от боли, но и от понимания, что все живое в ней умрет прямо сейчас. Как это красивое тело будет выгибаться, похлеще любого оргазма… ладно, все, молчу. — Рука Макса опустилась, а мечтательное выражение с лица будто тряпкой стерли. — Я не Мастер, мне ведьм пытать неинтересно. Говори адрес, только не как в прошлый раз.

Глеб сказал. Попросил мысленно прощения у хорошего человека дяди Саши в далекой лесной избушке (да не такой уж и далекой, если разобраться), перевернулся поудобней, чтоб на карачках перед врагом не стоять. Произнес хрипло название деревни и улицы.

— Чердак, правый угол, под мешками. Там дед, он не в теме абсолютно. Не трогайте его.

— Ну, мы же не звери, — улыбнулся Макс вполне дружески. — Если не схватится за топор — будет жить. Я туда лично поеду, а если не вернусь… плохо вам тут будет. Ровно через пять часов сюда кто-нибудь обязательно спустится и даст вам вольт по триста, пока не почернеете. Ничего не хочешь мне сказать? Предупредить? Ну ладно, не скучайте, мальчики и девочки.

Он вышел танцующей походкой победителя, а место на стуле тут же занял давешний оператор и врач, по совместительству. Пульт оператору был без интереса, да и двое прикованных людей эмоций не вызвали. Сел, откинулся, задремал. Исчез напрочь из поля зрения, а потом и весь прочий мир сузился до размеров одного женского лица.

— Ты не бойся, — прохрипел Глеб, и застуженные бронхи свело вдруг приступом кашля. — Не… кх… не бойся, скоро кончится все. Ты ему не нужна, отпустит…