Последний шанс палача

Дальше читать не хотелось — распечатка легла на пол, журналы устроились рядом. Гайтанов бросил на них беглый взгляд и вдруг замер. Наклонился, картинка на верхней обложке сделалась объемней и четче. Женщина — смутный силуэт в черно-белом балахоне, на фоне полной Луны. Капюшон, темный овал вместо лица, серебристая маска в руке.

— Ты чего там углядел?

— Погоди, — отмахнулся майор, рука нашарила в сумке давешнее фото. — А ну зацени! На маску смотри, сравнивай!

Изящная маска в женской руке, красивая рыжая женщина в рамке… нарисованное серебро не смогло повторить улыбку и дерзкий взгляд, да и не нужно этого. Без того сходство очевидно.

— Вот такая фигня, — сказал Гайтанов глухо. — Кто ж ты у нас есть, гражданка Суворина? Кто ты вообще такая?!

Часть третья. Псы господни

Глава 1. В Капкане

Безвременье. За полгода до основных событий

…Духота, спертый воздух, запах дерьма и хлорки. Запах несвободы. Тусклая лампочка забрана в сетку, дощатые нары отполированы тысячами тел. Изолятор временного содержания. Не зона, не тюрьма — даже не следственный изолятор, именуемый в просторечье тюрьмой. По нынешним либеральным законам заключить под стражу в СИЗО могут только с судейской санкции, а пока задержан на несколько суток. Хотя за санкцией тоже не заржавеет, при таких-то обстоятельствах! Попал, бляха-муха, влип по полной! Как в плохом детективе, где финал угадываешь с первой сцены! Всякого ждали с Борей, опасались хитромудрых юристов, рейдеров, чиновничьих наездов — игры по правилам, короче. Пусть корявым, но правилам «нулевых» годов, гламурно-откатных. Противник мыслил, оказывается, 90-ми, грубо и наверняка. Наблюдал, как крокодил из прибрежной мути, не размениваясь на мелкие «пробивки». Тишина вокруг Глеба с Борисом стояла благостная, а солнышко их бизнесу светило абсолютно по-африкански. Так и манило расслабиться, окунуться от жары в спокойное озеро. Даже на глубину не лезть. Всего один шажок…

* * *

… — Слушай, старик, имею предложение, подкупающее своей новизной! — Голос Бори в трубке отдает хмельком. — У меня тут Натаха срулила на пару дней, проведать родню. Я, соответственно, остался в гордом одиночестве и решительно желаю настебашиться. Приказ ясен?

— Жене приказывать будешь! Жди часикам к девяти, да пожрать приготовь!

Ночь, снег, трасса, свет фар. Борькина улица, забор, звонок. Тишина. Тяжелая тишина, нездоровая. Звук сирен вдали. Калитка открывается легко, входная дверь тоже не заперта, в прихожей пахнет пельменями, гарью… и чем-то еще. Жутковатым чем-то, давним, упрятанным лет пятнадцать назад в тайники памяти. Кровь?

— Боря, ты где?! Я ж тебя убью, зараза!

Коридор, гостиная, стол накрытый. Тарелки и стаканы. Боря… да, он тоже здесь, и убивать его уже поздно. Ни к чему убивать человека с тремя дырками в груди и неподвижным, стеклянным взглядом!

— Борька… ты че это, а?!

Пульса нет, конечности еще теплые, а сирены рядом уже, захлебываются прямо у ворот. Крики, топот, боль от удара в голову.

— Лежать, милиция!!!

Наручники жмут запястья, хмурый спецназовец рядом, несуетливые люди бродят по комнате, щелкают вспышками.

— Ты куда ствол задевал? — Человек с усищами а-ля Чапаев садится напротив, взгляд снисходительный. Строгое лицо с этим взглядом вполне сочетается, да и усы в комплекте выглядят совсем не смешно.

— К-какой еще… вы что, на меня думаете?! Е…сь совсем?!

— Сидеть! — орет «Чапай», и рука спецназовца ложится Глебу на плечо, фиксирует.