Последний штрих к портрету

– Балда, – сказала Глаша и щелкнула троюродного брата по кончику носа, ласково и необидно. – В свободное от работы время мне никто не мешает смотреть на красивое. Буду, к примеру, на твои концерты ходить после сложных операций. Разве ж это не красиво – утром спасти человеку жизнь, а вечером надеть нарядное платье, прийти в зал консерватории и слушать классическую музыку в компании дам в вечерних нарядах и мужчин в костюмах. А, Борька?

– Может, ты и права, – задумчиво согласился брат. – Бабушка, вон, вообще очень рада, что в семье будет свой дипломированный врач. Говорит, что мы все сплошь творческие люди, от нас пользы никакой, если заболеешь. А ты будешь нас всех лечить. Будешь ведь, Глаш?

– Буду-буду, куда ж я денусь, – засмеялась Глаша.

Несмотря на то, что в семье Лондонов к ней относились хорошо и куском не попрекали, совсем садиться на шею родственникам Глаша считала для себя неприличным, а потому со второго курса устроилась на работу. Денег на продукты с нее не брали, конечно, зато теперь она могла спокойно покупать себе платья и туфли, в том числе и у спекулянтов. К концу второго года московской жизни выглядела она как картинка, испытывая легкое удовлетворение оттого, что вслед ей то и дело поворачиваются мужские головы.

Пожалуй, не было бы преувеличением сказать, что за ней бегала половина института, мужская половина, разумеется, но романов Глаша не заводила, потому что будущую свою жизнь видела ясно и четко, словно была она нарисована на бумаге. В этой жизни не было места ни случайным влюбленностям, ни глупым страстям, только холодный расчет, который должен был привести к жизненному комфорту и прочим благам – их Глаша Колокольцева считала необходимым условием счастливой жизни.

Ей нужна была такая же квартира в старом центре Москвы, импортная мебель, дорогая одежда, возможность ездить за границу, а все это было возможно только при наличии правильного мужа. И Аглая выбирала, не торопясь и холодно оценивая все варианты.

Нужный, как водится, подвернулся случайно, и обязана им Глаша была тоже своему троюродному брату, Борьке Лондону, к тому моменту выросшему из пухлого неповоротливого школьника в студента училища имени Гнесиных. Глаша уже окончила институт и проходила интернатуру в одном из крупных хирургических центров, потому что подавала большие надежды. Ей было двадцать три года, Борьке девятнадцать, и как-то он случайно затащил ее в свою компанию, собравшуюся на квартире одного из его одногруппников.

Потом Глаша с усмешкой вспоминала, что тащиться к молокососам ей ужасно не хотелось. Она была с ночного дежурства, уставшая и невыспавшаяся, но Борька нудел над ухом, как надоедливая муха. По прошествии лет Аглая даже не помнила, почему ему было так надо, чтобы она с ним пошла, но, в конце концов, она сдалась, потому что обещали, что на вечеринку придет сам Высоцкий, и встречу с ним Глаша пропустить никак не могла.

В квартире, в которой они оказались, было много антикварной мебели, хрусталя, высокие потолки и сигаретный дым, висящий в воздухе так плотно, что, пожалуй, мог выдержать пресловутый топор. Никакого Высоцкого, разумеется, не было, только магнитофонная бобина с его голосом и песнями, и рассерженная Глаша хотела уйти, но силы внезапно кончились, и она, взяв бокал с шампанским, уселась в укромном месте, забившись в угол дивана, и прикрыла глаза, уносясь под «Привередливых коней» куда-то далеко-далеко, в неожиданно тяжелые думы.

«Хоть немного еще постою на краю», – неслось по комнате, и Глаша вспоминала холодный и чужой вокзал в Чите, на котором она осталась одна. Совсем одна. Что ж, надо признать, что в итоге вышло все гораздо лучше, чем она себе представляла.

– Можно присесть? – она подняла голову и увидела мужчину, который казался гораздо старше всех присутствующих на вечеринке юнцов. На вид ему было лет тридцать, может, даже больше. У него были кудрявые, зачесанные назад густые волосы с ранней сединой, крупный покатый лоб, красивые глаза, синие-синие. Никогда до этого Аглая Колокольцева не видела таких синих глаз.

Она молча подвинулась, освобождая место рядом с собой. Посмотрела вопросительно в ожидании, что мужчина представится. Несмотря на всю его привлекательность, становиться легкой добычей она не собиралась.

– Владимир Каплевский, – ответил он на ее невысказанный вопрос. – Старший брат вон того высокого олуха, который пригласил друзей на эту вечеринку в квартиру наших родителей. Они на даче и разрешили ему устроить здесь этот содом и гоморру, но при условии, что я пригляжу за молодняком.

– Так вы выполняете роль дуэньи? Или надзирателя? – усмехнулась Глаша.

– Нет, просто готовлюсь вмешаться, если вдруг их потянет на глупости. Хотя, надо признать, пока что на глупости тянет только меня.

– На какие именно? – чуть надменно спросила Глаша. Сердце у нее сладко замирало в ожидании ответа.

– Например, похитить вас с этого дивана и покатать на пароходике по Москве-реке. Если вы согласитесь, то я обещаю взять с собой шампанское и еще поиграть вам на скрипке.