– Богатство – дело наживное. А вот беспородное происхождение никуда не спрячешь. Твоя прабабушка была дворянка, между прочим. А прадед – известный советский дипломат.
– Мой прадед был зэком, которого охранял мой дед – начальник колонии, – парировала Оля.
– Не смей оскорблять моего отца. Он был порядочным и добрым и, кстати, практически вторым человеком, руководившим целой областью. И уж против чего ты не сможешь возразить, так это против кристальной репутации твоего отца – музыканта, которого знали во всем мире. Да и я, знаешь ли, себя не на помойке нашла.
– Вася тоже не с помойки! – закричала Оля. Упрямством она, пожалуй, была маме под стать. – Да, он из провинции и из бедной семьи, но он учится лучше всех на курсе и обязательно добьется успеха. И да, я его люблю.
– Люби на здоровье, – мама улыбнулась надменно, свысока. – Просто никак не ожидала, что у тебя, дочери своего отца и моей дочери, могут быть такие плебейские вкусы. Не для того я вырвалась из Магадана и победила Москву, одна, без родителей, без связей, только своим горбом и усердием, чтобы ты добровольно, не по этапу, возвращалась в свой «Магадан». Я не возражала, когда ты выбрала странную, неженскую профессию, предусматривающую круглогодичное ношение штанов и ночевку в палатках. Меня это удивляло, потому что твоя бабушка и прабабушка никогда в жизни не носили брюк, да и я стараюсь следовать их примеру, но я не возражала. В конце концов, хорошо, когда у женщины есть свои интересы в профессиональной сфере. Но неужели ты не видишь, что с этим мальчиком у тебя не будет будущего?
– Мое будущее – мое дело! – запальчиво закричала Оля. – Или что, ты выгонишь меня на улицу? Откажешь от дома?
Мама рассмеялась весело, задорно, как колокольчик прозвенел.
– Разумеется, нет, – отсмеявшись, сказала она. – Это твой дом, и ты моя дочь, даже если ты и станешь самым большим моим разочарованием в жизни. В конце концов, он действительно красив как бог, хоть и простоват. Этого у него не отнять. Я понимаю, ты влюбилась. И я также понимаю, что тебе нет необходимости, как мне когда-то, принимать взвешенное решение и влюбляться только в достойного. У тебя есть в жизни стартовая позиция, у меня ее не было. Так что люби на здоровье своего Васю. Дальше будет видно, как жизнь повернется. Может, он меня еще удивит, и окажется, что его есть за что уважать.
Так Оля получила «благословение» встречаться с Васей, не таясь от мамы, и примерно в это же время заметила слежку, которая ее если не напугала, то озадачила. О наблюдающем за ней мужчине она, разумеется, сказала Васе, и тот все рвался подойти к обидчику и накостылять ему хорошенько, чтобы даже не думал приближаться к Оле. Еле она его отговорила.
Подумывала Оля и о том, чтобы рассказать про неприятного незнакомца маме, но сначала все откладывала неприятный разговор, опасаясь аномальной маминой реакции (в случае с мамой никогда и ни в чем нельзя было быть уверенной), а потом мужчина и вовсе куда-то исчез, оставив ее в покое.
Оле было приятно думать, что он наблюдал за ней, чтобы проследить до квартиры, выбрать время, когда там никого не будет, и ограбить, но его остановила тяжелая металлическая дверь и надежные замки, а также Вася, после обнаружения незнакомца не оставляющий Олю в одиночестве ни на минуту. Как бы то ни было, непонятная слежка закончилась так же внезапно, как и началась. И если еще около месяца Оля постоянно вертела головой, пытаясь обнаружить странного наблюдателя, то потом расслабилась, а со временем и вовсе забыла о нем.
В ее юной жизни было слишком много хорошего: университет, любимое интересное дело, Вася, друзья, мама, книги, память об отце и его скрипка, бережно хранившаяся в бывшем отцовском кабинете, первая любовь, которая, вопреки маминым надеждам, не проходила, а наоборот, расцветала, становилась все крепче. И помнить о чем-то плохом, тем более мимолетном, не нанесшим вреда и, пожалуй, даже не превратившимся в сформулированную угрозу, совершенно не хотелось.
К разговору с мамой о Васе она, впрочем, однажды все-таки вернулась. Было это год спустя, на третьем курсе, когда Оля неожиданно поняла, что беременна. Вася, узнав о ребенке, обрадовался так, что Оле показалось, будто он сошел с ума. Он прыгал по комнате в каком-то диком танце, издавал гортанные крики, а потом схватил Олю на руки и закружил по комнате.
– Ты станешь моей женой, – все повторял он, – ты выйдешь за меня замуж, родишь мне ребенка, мы будем жить здесь, в этой квартире. Я знаю, что твоя мать терпеть меня не может, но не выгонит же она тебя на улицу.
В том, что мама никогда от нее не откажется, Оля была уверена, но к разговору, который грозил стать тяжелым, все-таки готовилась несколько часов и отчаянно трусила. Как ни странно, к ее новости мама отнеслась спокойно, лишь улыбнулась, грустно заметив, что стареет, раз ей пришла пора становиться бабушкой.