Последний штрих к портрету

– Потому что женщина, которую все знали как Аглаю Тихоновну Колокольцеву, на самом деле Ирина Николаевна Птицына, ее одноклассница и лучшая подруга. Это Аглая умерла от пневмонии в Чите. А Ирине просто очень не хотелось возвращаться домой, в Магадан. В Москве ее никто не ждал, зато родственники ждали Аглаю, которую никогда в жизни не видели. У девушек был одинаковый рост, схожее телосложение, да и разбираться в чужом городе никто не хотел. Ирина сказала, что у них на вокзале украли рюкзак с паспортами. Справку в милиции выдали на основе ее показаний. Новый паспорт она получила уже в Москве. Тело умершей отправили в Магадан в закрытом гробу. Пока его довезли, открывать и опознавать было уже нечего. Погибшую похоронили как Ирину Птицыну, а Аглая Колокольцева начала победное шествие по Москве. Никто ничего не заметил. И главная задача, которую нужно было решить, заключалась в том, чтобы никогда и ни при каких обстоятельствах не встречаться с одноклассниками. Я прав, Ирина Николаевна?

Пожилая женщина хрипло рассмеялась. Ни капли элегантности или утонченности не было в ней сейчас. Словно царевна скинула кожу, оказавшись болотной лягушкой, простой дочкой зэка Иркой Птицыной, сплевывающей через губу, несмотря на презрительно изогнутую соболиную бровь Аглаи Дмитриевны Лавровой, потомственной дворянки, аристократки и красавицы.

Катя всегда считала, что у Аглаи Тихоновны есть дворянские корни. То благородство, с которым она говорила, ходила, поворачивала голову, казалось врожденным. Катя была уверена, что такому нельзя научиться. Изяществу, превосходству, вкусу… Их можно только впитать с молоком матери. Как же она ошибалась. Эта женщина, которой Катя так восхищалась, просто воссоздала все то, что видела в бабушке своей школьной подруги.

– Нюрка сразу меня узнала. Да я и не надеялась, что смогу ее обмануть. Потому и договорилась встретиться на улице, наедине, до дня рождения, чтобы посмотреть на реакцию. Постараться объяснить, почему так поступила, зачем сменила имя, зачем украла чужую жизнь. Но она не хотела знать, она желала только денег. Бубнила про квартиру для этой бледной немочи, своей тупой бесталанной внучки, которая моей Глаше даже в подметки не годилась. Я пообещала достать денег. Но знала, что она будет тянуть их из меня снова и снова. Ее надо было заставить замолчать навсегда. И я это сделала.

– Вы так уверенно владеете шилом…

– Я уверенно владею скальпелем. Мне было нетрудно нанести точный удар. И силы в моих руках на это пока еще хватает.

– А Нина Петровна? Она видела вас в окно в то утро? – это спросила Катя.

– Да. Она видела, как я выходила и возвращалась. И пришла спросить, почему я соврала следователю, сказав, что целый день была на кухне. Она спросила, куда именно я ходила.

– Можно было сказать, что в магазин.

– Я запаниковала. Все сыпалось. Вся жизнь. Все прошлое. Все будущее. Глашино будущее. Я не могла допустить, чтобы Глаша узнала, не могла. И я схватила подсвечник и ударила эту старую дуру по голове. Мне просто повезло, что на нем оказались отпечатки чужих пальцев. Я даже не знаю, чьих. Скорее всего, продавца в антикварном, где я его купила за пару месяцев до этого. Нина приперлась, когда я уже собиралась уходить, застала меня уже одетой, начала задавать вопросы. Я убила ее, вытащила связку ключей, которую она всегда носила с собой. Мои ключи были у нее на той же связке, что и свои, а потом я уехала к Аньке как ни в чем не бывало.

Катя невольно вспомнила, как уверяла Михаила Лондона, что у него есть алиби, а тот ответил: «Нет ничего более относительного, чем время. В конце концов, никто не засекает время, выходя из дома, если, конечно, не делает это нарочно. Так что Аглая Тихоновна могла уйти чуть раньше». Ну надо же, как в воду смотрел.

– Ирина Николаевна, зачем вы заказали Дмитрию Зимину убийство Колокольцевых? Хотели помешать вашей подруге Аглае остаться дома?

– Да. Я знала про золото и понимала, что Тихон никогда не будет поднимать шума из-за его пропажи. Это было незаконное золото, которое он украл с прииска. Он бы никогда на меня не подумал, потому что в момент кражи я была на его глазах, рядом. Да и вообще они никогда про меня плохо не думали. Это было трудно, но я старалась выглядеть хорошей умненькой девочкой из очень бедной семьи, которая хочет чего-то добиться в жизни. Им необязательно было знать, что для этого я была готова на все, вообще на все.

– Как ваш отец, снявший скальп с конвоира?

Старая женщина усмехнулась, и выглядело это отвратительно.