Последний штрих к портрету

Она вышла из кухни, и Катя, воспользовавшись возможностью, вскочила со своего стула, аккуратно вылила женьшеневый чай в раковину, стараясь, чтобы по брызгам ее было нельзя уличить в совершенном «преступлении», быстро плеснула в чашку стоявшей на подоконнике в другом чайнике холодной заварки и уселась на свое место, приняв непринужденный вид.

Аглая Тихоновна вернулась, села в свое кресло.

– Обо всем рассказывай, по порядку.

– Я боюсь, – честно призналась Катя.

– Чего именно?

– Вдруг от таких новостей вам станет плохо?

– Я дочь похоронила, – сухо напомнила Аглая Тихоновна. – Так что от того, что ты мне можешь рассказать, плохо мне не станет. Не беспокойся.

И Катя рассказала все, что они с Бекетовым смогли узнать, сложить воедино из разрозненных деталей, додумать и понять. Пожилая женщина слушала внимательно, не перебивая, даже чай свой забыла прихлебывать. В кухне было жарко, или это Катя, разгоряченная своим рассказом, ощущала нехватку воздуха? Слегка кружилась голова и очень хотелось спать. Ну да, минувшей ночью они с Бекетовым совершенно не спали, занятые сначала любовью, а потом расследованием.

– Что-то ты еле языком ворочаешь, – сказала Кате Аглая Тихоновна, – пойдем, я тебя в гостиной на диван уложу. Поспишь немного. За меня переживаешь, а самой такие потрясения совершенно ни к чему.

– Неудобно, – вяло сказала Катя. Спать хотелось все сильнее.

– Все удобно. Я, кстати, тоже бы подремала немного. Все-таки ты права, в мои годы плохие новости получать тяжело. Ах, Вадим-Вадим… Кто бы мог подумать.

Ее реакция на то, что друг дома Вадим Ветров оказался бывалым преступником, детским врагом и убийцей родителей Дмитрием Зиминым, была какой-то вялой, безэмоциональной. Катя ждала слез, крика, негодования, ужаса, но не было ничего, и это ее удивляло.

Впрочем, сил удивляться практически не было. Как сомнамбула, Катя позволила Аглае Тихоновне довести себя до гостиной, уложить на красивый кожаный диван, подсунуть под голову подушку. Она словно уплывала куда-то вдаль на маленькой, легкой лодочке, в которой почему-то не было весел. И руля тоже не было, и эту лодку несло по безбрежному морю, слегка подбрасывало на волнах, качало из стороны в сторону. От качки немного кружилась голова. Эх, а говорят, что женьшеневый чай помогает от головокружения.

Мысли в голове тоже кружились, выстраиваясь в причудливый орнамент. Дима Магадан всю жизнь любил свою первую женщину Ирину Птицыну… Иринка тоже его любила… Он кричал, что она уехала и забрала золото с собой… Она его обокрала… Малина в январе… Тебе бы побережье Коста-дель-Соль очень пошло… Убивают не из-за денег, а чтобы скрыть следы прошлых преступлений… Нина Петровна смотрела в окно… Вера Дмитриевна и Аглая Дмитриевна были очень похожи… Он выгнал меня из Марбельи, и я была уверена, что к нему приехала женщина… Нельзя не узнать человека, с которым ты спала… Бог наказал Иру страшно, хуже не бывает… Ты считаешь, это возможно – перепутать двух людей… Как Аглая Тихоновна догадалась, что преступник – это Зимин, я же не назвала фамилии, когда позвонила…

Обрывки предложений крутились в голове, а комната вращалась перед глазами, которые у Кати почему-то никак не получалось закрыть. Смежив ресницы, она сквозь них наблюдала, как в гостиную зашла Аглая Тихоновна, подошла к дивану, на котором лежала Катя, наклонилась, что-то держа в руках, кажется, шприц. Зачем он ей, удивилась Катя сквозь окутывающий голову дурман. Преодолевая слабость, села, перехватив направленную к ней руку. Тонкую, изящную, все еще девичью.

– Что вы собираетесь мне вколоть, Аглая Тихоновна?

– О, ты не спишь еще? Странно.

– Я не сплю. А вы уверены, что я должна была заснуть, потому что дали мне снотворное? Оно было в чае? Тогда получается, хорошо, что я вылила его в раковину.

– Ты вылила чай, а не выпила его, мерзавка?

Аглая Тихоновна вырвала руку из слабых Катиных пальцев, толкнула ее в грудь, чтобы снова уронить на подушки. Отчего-то Катя не боялась, потому что знала, что колоть просто так старуха не будет. Ей нужно сделать укол в незаметное место, например в шею, у самого основания волос, чтобы его было не найти. Если бы Катя уснула, выпив целую чашку отравленного чая, то сделать это было бы проще простого, а так она не дастся, ни за что не дастся.

– Вы же тоже пили чай, Аглая Тихоновна. Вы наливали себе из того же чайника.

– Ну, разумеется, пила, – теперь старая женщина пыталась сесть на Катю верхом, но это было непросто, потому что Аглая Тихоновна была старше и легче, а Катя брыкалась и изворачивалась под ее сухим телом. – Нас бы нашли в отключке обеих, напившихся чаю, принесенного Вадимом. Просто меня бы удалось спасти, а тебя нет. И поверь мне, так и будет.

– Но за что? Аглая Тихоновна, за что вы хотите меня убить?

– За твой любопытный нос, который ты суешь куда не надо. Кто знает, куда ты еще его засунешь и о чем догадаешься. А Вадиму уже все равно, трупом больше, трупом меньше. Он пытался до меня добраться и добрался.

– Но он же скажет, что это неправда.