Последний сон разума

– А по протекции. У вас здесь хорошо лечат, да и тихо. А мне покой нужен, после десяти лет лесоповала.

– Понятно, – промямлил Синичкин, но зеку объяснять, что с ним произошло, не стал.

– Да, вот что еще, – выглянул из-за газеты сосед. – У тебя, мужик, ночью ноги светятся. Дело, конечно, не мое, но такое ощущение, что ты фосфором обожрался! Мне вообще-то плевать, только вот спать мешает. Укрывайся, пожалуйста, лучше!

– Хорошо, – обреченно согласился Синичкин и решил, что к нему в палату нарочно подселили уголовника, чтобы он его ночью придушил. – Эй! – закричал он не-ожиданно и громко, отчего сосед прикрыл голову газетой. – Эй, есть кто-нибудь?!!

Через минуту в палату вошел бывший ассистент, а теперь главврач, в сопровождении рядовых ординаторов.

– Что кричим? – поинтересовался главврач, не вынимая рук из карманов.

– Это кто сказал, что я пьян был? – спросил Володя смело.

– Экспертиза установила.

– Да плевать я хотел на вашу экспертизу!

– Если докажут, что он продал пистолет, то трибунал, – повернулся главврач к коллегам. – А что докажут, я не сомневаюсь!

Ординаторы покивали в знак согласия.

– А будет шуметь, вы в него сульфазин в четыре точки. И не смотрите, что у него ляжки три метра в обхвате. И не таких видели!

И главврач устремил свое внимание в сторону окна.

– Как самочувствие, Гаврила Петрович?

– Неплохо, – отозвался зек, откладывая газету. – Только вот этот шухер поднимает!

– А вы, когда он шуметь начнет, нам сигнальчик. Договорились?

– Заметано.

Главврач презрительно посмотрел на лицо Синичкина с подбитым глазом и в компании коллег покинул палату.

– А ты, значит, ссученный? – мертвенным голосом сказал капитан.

– Сигнальчик подать? Я могу. Сульфу примешь в четыре точки!

– Ты меня, морда уголовная, пугать еще будешь! – обозлился милиционер. – Да я тебя в камеру, где ты запоешь петухом, гнида!

Зек улыбнулся и позвонил в звоночек, вмонтированный в стену.

На зов явились санитары и дежурный врач – женщина лет тридцати, в круглых очках от «Картье».

– Что случилось? – спросила она с улыбкой.

– Очень он меня мучает! – пожаловался Гаврила Петрович. – Сексуальными домогательствами мучает.

Врач понимающе кивнула и дала знак санитарам.

Здоровенные мужики, не перемолвившись ни единым словом, скинули с Синичкина одеяло, обнажив его огромные ноги.

– Переворачивайте! – скомандовала ординаторша, презрительно глянув на крошечные Володины гениталии.

Неизвестно, как в ее руках оказался шприц с чем-то желтым, но не успел Синичкин возразить, как его перевернули на живот, а игла клюнула сначала под лопатки, а потом в ягодицы поочередно.

– Переворачивайте обратно! Привяжите руки к кровати, а в рот кляп засуньте! – распорядилась докторша.

Через мгновение Синичкин лежал недвижимый с полотенцем во рту. По телу расходилась устрашающая боль.

– Отдыхайте спокойно, Гаврила Петрович! – улыбнулась врач на прощание.

Она ушла в сопровождении санитаров, а Синичкин застонал от жутких резей, корежащих его тело.

– Зря шумел, мужик! Тебя предупреждали по-порядочному!

Синичкин лишь промычал в ответ, а потом расстался с сознанием…

Очнулся Володя ночью. Пошевелил руками, находя их свободными. Изо рта не торчало несвежее полотенце, и дышалось хорошо. Тело, к радости участкового, не болело, а потому он подвигал спиной, почесываясь о матрас.

Мирно посапывал под открытым окном сосед-урка.

Привык, сволочь, к северу! Ишь, окно настежь распахнул. Это зимой-то!

В окно свежо и морозно дышала ночь. Огромный желтый месяц свисал мусульманином из-под небесного купола, заставляя Синичкина моргать. Володе почему-то захотелось заплакать. Но вовсе не от мучений, свалившихся на него внезапно, а от какого-то приподнятого чувства, захватившего душу целиком, до самых ее корешков.

Участковый сделал большой вдох всей грудью, и его тело, с огромными ногами, каждая по два центнера весом, потихонечку, словно наполняясь водородом, стало выскальзывать из-под одеяла, пока целиком не зависло над кроватью, совершенно нагое.

Я взлетел, – констатировал капитан милиции. – Я левитирую. А откуда я знаю такое слово – левитирую?..

Мысль Володина остановилась, все вопросы унялись, сложившись в правом полушарии до времени, и участковый Синичкин, словно дирижабль, выплыл в открытое окно навстречу пространству.

Его тело медленно вращалось вокруг собственной оси, как спутник, а потому он увидел в окне изумленную физиономию зека Гаврилы Петровича. От обалдения тот помахал уплывающему милиционеру рукой, а Володя, не помнящий зла, сказал про себя тихо: «Включить иллюминацию», – и тотчас засветился обеими ногами, словно лунным светом наполненный.

– Полный вперед! – шепотом проговорил Синичкин и поплыл над ночным городом.

Ах, как приятен ночной морозец, отмечал он. Как хорошо вот так вот плыть над городом и не быть никому и ничем обязанным. Вот прелесть невиданная этот полет!

Володя летел бесцельно, просто наслаждаясь своей легкостью, а потом он вспомнил о том, что отец, и заволновался по обязанности, впрочем, не слишком сильно, зная, что его Анна Карловна со всеми тяготами справится и вырастит ему хорошего сына.