Последний Совершенный Лангедока

Услышав такие дерзкие, но честные слова, Фулькон наложил на крестоносца де Пекернэ суровую епитимью. Но и сам Монфор теперь был не прочь во избежание тягот долгой осады с неопределённым результатом войти в сделку с Тулузой, вступить в переговоры с Раймундом. Однако он далеко не всё значил в лагере крестоносцев, там была и другая сила.

Аббат Сито пришёл в страшное негодование, лишь только ему намекнули о переговорах с осаждёнными. Епископ при всех бросил в глаза Монфору обвинение, которое было невыносимо для его гордости, задев военные дарования и личную храбрость старого военачальника. Хитрый прелат отрезал графу пути отступления.

– Клянусь вам Святой Девой, — сказал Монфор легату, – что я или возьму Тулузу через восемь дней, или погибну при её штурме.

Между тем к осаждающим стали прибывать давно ожидаемые подкрепления из Оверни, Бургундии и Фландрии. Католическая церковь ещё раз помогла французскому завоеванию.

Время проходило в мелких стычках на аванпостах, причём некоторые вылазки осаждённых были весьма удачны. Крестоносцы начали роптать, ведь продолжительная осада была тяжким испытанием для их терпения. Тогда по приказу Монфора начали строить невиданную ранее машину, которая должна была метать в город греческий огонь.

– Это ромейское оружие, секрет которого был раскрыт нами после взятия Константинополя, даст себя знать всей Тулузе, – говорил Монфор. – Мы подкатим сифон к городским стенам и зажжём дома, а греческий огонь невозможно потушить. Обещаю, что мы будем пировать в Тулузе и разделим поровну и честь, и добычу.

Это обещание вызвало в большинстве рыцарей восторг, но в некоторых зародило сомнение. К числу последних принадлежал граф Амори де Крюн.

– Никто и ничто не даёт вам права лишать людей наследия их предков, – сказал он. – Если бы я заранее знал ваши тайные умыслы, то никогда ни я, ни мои люди не были бы здесь.

Расчёты Монфора не сбылись. Медный сифон с греческим огнём был подбит удачными выстрелами из тулузской катапульты. Большая часть прислуги, которая была при машине, сгорела заживо. Тогда Монфор велел исправить огнемёт и попытаться поджечь город ещё раз. На этом громадном орудии основывались его последние надежды. Наверное, Монфор предчувствовал, что события принимают роковой для него характер.

В Тулузе тоже сознавали, что решительный час близок. Повреждения, сделанные в укреплениях, были заделаны, горожане поочерёдно несли службу на стенах.

Как-то раз, обходя выделенный мне участок стены, я услышал песню. Голос у певца был хрипловатый и не всегда попадал в ноты, но слушали его с удовольствием и даже подпевали.

Рим! Твой новый планВершить пошли французы,Их военный станУ самых стен Тулузы.Бесом обуян,Ты чести снял обузы,Но тулузский граф,К счастью, жив и здрав,И других державЕщё вольны союзыОбуздать твой нрав.Рим! Ногой поправ

Все заповеди богаИ святых устав,Ты сатане подмога,Глуп ты, хоть лукав.От дел твоих тревогаИ напасти ждутНаш крещёный люд.Козни всё растут,Раймунду-графу многоЗлых обид несут.Рим! А всё же суд

Господний есть над нами,И французы мрут,Устлав поля телами.Графа ратный трудНесёт им смерть и пламя.Граф на бой не звал,Ссор не затевал,Но торжествовал,Своё воздвигнув знамяНа сражённых вал.Рим! Ты вор в ворахИ, что себе ни сцапай

Ты в чужих краях,Всё держишь цепкой лапой.Воровством пропахДавно ты, вкупе с папой.Ты, с чумою схож,Миру смерть несёшь,И не скроет ложьТу смерть под яркой вапой.[204]Что ж, Господь, ты ждёшь![205]

Я подошёл поближе. У костра сидел паренёк в костюме пажа, ещё недавно богатом и нарядном, а теперь изрядно помятом и испачканным. Длинные волосы певца были растрёпаны, на щеке алела царапина, но его это не волновало. Он распевал стихи, сложенные кем-то из трубадуров и воодушевлённо пилил смычком виеллу. Горожане, отложив в сторону пики, дубины и охотничьи луки, весело подпевали. Это была последняя ночь перед сражением, в котором должна была решиться судьба Тулузы.

***

Битва началась на заре. Рассчитывая отвлечь внимание неприятеля, Раймунд приказал сделать вылазку со стороны Мюре.