Последний Совершенный Лангедока

– Иатрос Павел хотел услышать о земле Лангедока. Так знайте же, что название города Тараскона, что стоит на другом берегу Роны напротив Бокера, происходит от имени змея Тараска. Этот Тараск жил в реке, в пещере под скалой, пожирал людей, которые неосторожно купались вблизи его логова или проплывали мимо на барке. Тараск был драконом необычным, он носил на спине панцирь, как у черепахи, но с острыми большими шипами. У него была львиная грива и лицо человека. Сразиться с таким страшилищем никто не осмеливался. А вот Марфа, сестра Лазаря из Вифании, ну, того самого, которого воскресил из мёртвых Христос,[92] решила избавить горожан от напасти. Но причинять зло дракону она не хотела, потому что дракон, даже злобный и ужасный, всё-таки божья тварь. Она связала из веточек крест и отправилась на берег Роны. Когда дракон её увидел, то изумился смелости хрупкой женщины, а когда увидел в её руках распятие, потерял всю свою злобу и пошёл за ней смирно, подобно ягнёнку. Вот только горожане не обладали кротостью Марты – они забили дракона камнями, а потом набили из него чучело. Да ведь и их можно понять: у реки всегда полно нечисти и нежити вроде ламий или драков. Ламии имеют вид женщин, они прокрадываются в дома, наводят кошмары, разбрасывают вещи и даже крадут из колыбелей младенцев. Драки живут в прибрежных пещерах. Принимая форму золотых колец, они завлекают в воду женщин и детей и топят их. Я видел женщину, про которую говорили, что драк утащил её в Рону, чтобы она вскормила его сына; эта женщина пробыла под водой семь лет. В волнах Роны в лунном свете можно увидеть драков, принявших облик ночных призраков, и услышать, как они разговаривают. Вот оно как!

В драконов я, конечно, не верил, но говорить об этом не стал. Вера простолюдинов проста и предметна, им недоступны сложные богословские представления. Для них драконы, чудеса, совершаемые святыми, обереги, талисманы так же естественны, как хлеб, мясо, вино или тяжёлая повседневная работа. При этом языческие обычаи в их головах смешиваются в причудливый клубок с отрывками Библии, скверно истолкованной священниками и монахами, которые не намного грамотнее своей паствы. Чтобы поддержать разговор, я рассказал им сказку про ворона, который подложил своё яйцо в гнездо аиста, и тот его высидел. Когда же чёрный птенец появился на свет, аисты всей стаей ощипали мать, высидевшую его, а потом вместе с птенцом столкнули с высокой башни.

Гребцы разговорились и начали пересказывать совсем уж невероятные истории вроде той, что возле Массилии растёт дерево, на котором зреют стручки, как у бобов, и стручки эти полны камней, а в Рошморе есть кусты, в просторечии именуемые туманниками, y них крупные ягоды, и цветут они, как виноградная лоза. Но в день святого Иоанна[93]

ягоды у них исчезают.

Кто-то из гребцов начал рассказывать про морские воды, которые у берегов Лангедока застывают и превращаются в соль.

– Вот это, ребята, чистая правда, – сказал капитан, который незаметно подошёл и стоял за спинами гребцов. – У побережья там полно солончаковых болот, и хороших гаваней совсем мало. Те, кто идёт со мной не в первый раз, видели это своими глазами. Это, не в обиду целителю Павлу, не аисты, которые выпихивают из гнезда воронёнка, это то, что мы увидим уже скоро. А потому, хватит болтать языками! Господа пассажиры могут пойти и отдохнуть в своих каютах, а остальные – живо за работу! Вы что, не видите, что ветер стихает, и скоро галеру течением понесёт обратно? Кто хочет вернуться в Константинополь, может прыгать за борт и идти пешком, как Христос по водам моря Галилейского,[94] а нам надо в Массилию! Ну-ка, парус – убрать, и чтобы через пункт[95]

я услышал стук вёсел в уключинах!

***

В Массилии я простился с Гильомом. И, хотя во время плавания мы проводили вместе много времени и подолгу беседовали, расстались мы холодно и равнодушно. Так бывает, когда у каждого впереди своя дорога, и мыслями он уже в будущем, а не в прошлом. Гильом собирался посетить какой-то монастырь (название я не разобрал, а переспрашивать не стал), чтобы возблагодарить Господа за благополучное возвращение. Я же собирался снять комнату на постоялом дворе, чтобы отдохнуть от плавания и решить, что делать дальше.

Прощание с капитаном галеры и с гребцами было куда более искренним. Капитан, как и обещал, не взял с меня вторую часть платы, хотя я и предлагал ему деньги. Впрочем, с крестоносца он тоже не взял лишнего, может быть, потому, что у того просто не было денег, а может, потому, что Гильом взял на себя охрану стоянок. Как бы там ни было, плавание окончилось успешно. Галера и товары не пострадали, все люди были живы и здоровы, что, говорят, случается нечасто. На радостях капитан не захотел и слышать о деньгах, так как по его словам пассажиры принесли ему удачу. Гребцы и воины обнимали меня, хлопали по плечам и вообще всячески изъявляли дружелюбие, так что из их объятий я выбрался изрядно помятым.