Пирующие встретили песенку довольным гоготом, кто-то пустил по столу монету, и скоро гости нашли новое развлечение, кидая их в трубадура и особенно радуясь, когда тяжёлая монета ударялась о корпус виеллы. Юка, похоже, это ничуть не смущало. Он отпихнул ногой слугу, который сунулся было собирать упавшие на пол деньги, и затянул следующую песенку.
Гости быстро пьянели. Граф, хотя и пил вровень со всеми, выглядел на удивление трезвым. Трубадур выпил натощак слишком много вина, его песенки становились всё грубее, некоторые были откровенно похабными. Наконец, голос отказал ему, Юк пустил петуха и замолк, досадливо потирая горло.
– Хватит, хватит, – сказал граф, – сегодня ты славно потрудился. Собирай свои деньги и отправляйся спать, – он махнул рукой в сторону помещения, где жили слуги. Трубадур что-то хотел сказать, но передумал. Он опустился на колени и стал выбирать из затоптанной осоки монеты. Его поза показалась мне настолько непристойной и унизительной, что по коже пробежал озноб. Но граф уже не обращал внимания на Юка.
– Вино у нас ещё есть, а песен нет. Что же делать? – спросил он у тех гостей, которые ещё что-то соображали. – Споём сами, или?..
– Альда! – пьяно закричал кто-то, – пусть поёт девка, а мы будем лить в рот вино!
– Правильно! – стукнул кубком по столу граф. – Альда! Альда!!! Где тебя?..
– Я здесь, мой господин…
– Бери пиликалку! Спой ту, ну, которая мне нравится! Помнишь?
– Да, господин, – спокойно ответила девушка. Она взяла виеллу, подстроила её и заиграла. И инструмент, который казался мне грубым и базарным, вдруг обрёл новый голос. Альда играла совсем не так, как трубадур. Она исполняла музыкальную фразу, потом опускала виеллу и пела. Кансона была построена так, что мотив от куплета к куплету повторялся с небольшими вариациями. Каждый новый куплет заканчивался радостными воплями пьяных и стуком кулаков по столешнице.
В исполнении Альды было столько лукавой девичьей привлекательности, она так мастерски владела своим глубоким, красивым голосом, что я забыл про всё на свете, любуясь девушкой.