Последний Совершенный Лангедока

Наскучил муж! Ну, как любить такого?Сколь мерзок он, не передаст и слово.Я хороша, а жизнь моя уныла:Мне муж не мил, его любовь постыла.И от него не надо мне иного,Как только бы взяла его могила.

В любви дружка — одна моя отрада.Без милого мне горькая досада.Зачем страдать, коль счастье поманило?Я хороша, а жизнь моя уныла:Мне муж не мил, его любовь постыла.Неплох напев, и хороша баллада.За песню мне нужна теперь награда.

Пускай везде, не нарушая лада,Поют о том, кого я полюбила!Я хороша, а жизнь моя уныла:Мне муж не мил, его любовь постыла.[132]

Между тем пир быстро превращался в безобразную попойку. Гости орали, плескали друг в друга вином, швыряли пирожками. Кто-то уже храпел на полу среди нечистот, кто-то, шатаясь, мочился в угол и, не удержавшись, рухнул в произведённую им же лужу. Мне стало страшно за Альду, потому что рано или поздно одному из пьяных скотов пришла бы мысль воспользоваться девушкой, и графу, как отцу хоть и незаконной, но всё-таки родной дочери, пришлось бы вмешаться, и тогда кровь смешалась бы с вином – кинжалы, которыми за столом резали мясо, были у всех. Но, удивительное дело, ничего подобного не произошло. На Альду просто не обращали внимания, как не обращали внимания на слуг, пытавшихся поддерживать в зале хотя бы видимость порядка. Девушку уже никто не слушал, и она незаметно ушла. Я решил, что мне тоже пора, поскольку хозяин и гости уже ни на кого не обращали внимания.

Я вышел из зала и решил постоять на дозорном переходе, чтобы очиститься от винных паров. Выдалась чудная летняя ночь из тех, что бывают только на юге. Из первых походов крестоносцы привезли саженцы невиданных растений, и вскоре Лангедок стал похож на райский сад – к оливам добавились абрикосовые и лимонные деревья, благоухали дамасские розы.

Я стоял, опершись на парапет крепостной стены. С Пиренеев дул прохладный ветерок, на тёмном, бездонном небосводе мерцали звёзды, которые закрывали иногда облака, подобные крыльям ангелов. После душного пиршественного зала, наполненного бессвязными криками опьяневших людей и скверными запахами, тишина и ночной воздух вливались в душу подобно целительному бальзаму.

За спиной послышались лёгкие шаги. Я обернулся – ко мне шла Альда.

– Господин мой, вы позволите поговорить с вами? – робко спросила она.

– Конечно, зачем ты спрашиваешь? И потом, я никакой не господин, я всего лишь целитель.

– Вы не знаете цену себе и своему дару, – возразила девушка. – Что может быть выше способности исцелять недуги? Наверное, вы не представляете, кому вынуждены вверять свою жизнь мы. Это невежественные, жадные и суеверные глупцы, усилиями которых больной чаще всего вместо выздоровления попадает в могилу. Поэтому простецы вовсе не прибегают к услугам целителей, разве что когда нужно наложить лубок на сломанную конечность или вырвать зуб, а благородные господа тянут до последнего. Если бы все целители были как вы…

Мне захотелось взять Альду за руку, ощутить тепло и податливую мягкость её тела, поэтому я улыбнулся и сказал:

– А хочешь, я определю, что ты любишь есть, а что нет?

– Да разве такое возможно?

– Конечно.

Ещё в ученичестве мы любили эту забаву. По Гиппократу в каждом человеке преобладает один из четырёх жизненных соков – кровь, лимфа, жёлтая или чёрная желчь. Днём я успел разглядеть, что Альда – типичный сангвиник, то есть «человек крови». Зная это, нетрудно было угадать, какую еду и вино она любит, а какую нет, что-то придумать и заморочить голову пустыми и трескучими словами. Я напустил на себя важный вид и, с трудом сдерживая смех, взял девушку за руку, привычно нащупывая родничок на запястье, в котором бьётся пульс, и вдруг ощутил резкий и неприятный толчок. Что-то было не так. Я сосредоточился и чуть не застонал от накатившей боли.

– Альда, почему ты молчала?

– О чём, господин? – испуганно спросила она, не отнимая, однако руку.

– Да как же! Я несу всякий вздор, а ты еле держишься на ногах от головной боли! Разве можно такое терпеть?!

Альда криво усмехнулась.

– Что делать, господин мой Павел, я уже привыкла… Мне не помогает ни одно снадобье и ни один лекарь. Я обошла все монастыри в округе, пожертвовала все свои деньги и украшения, которые остались от мамы, и ничего. Несколько раз, когда боль была совсем нестерпимой, я мечтала наложить на себя руки, остановила только мысль о грехе самоубийства. И я решила отправиться в паломничество в Сантьяго де Компостела, чтобы преклонить колена у могилы святого Иакова, и уж если он не услышит моих молитв, тогда…