Последний закон Ньютона

Смотрит куда-то далеко:

– А они там воюют?

Украинец смотрит туда же, вздыхает:

– Воюють.

Русский поправляет скатку:

– Жалко чего-то…

В это время откуда-то сверху слышен звук высокой чистой трубы: «Солдатушки, бравы ребятушки…»

Украинец:

– О, чуеш?

Русский:

– Это нас. Пошли, брат. Ребята ждут.

Украинец:

– Ходимо, братэ…

Уходят в свет.

Солдатушки, бравы ребятушки,

а чьи ваши жизни?

Наши жизни Родине-Отчизне,

вот чьи наши жизни…

1992 г.

Ветер с дождем

У автора была большая выстраданная любовь, и любовь эта была странная. Она называлась «Эстрада». Не вся, конечно, эстрада, а разговорная ее часть. Сначала, конечно, автор эту эстраду не любил и даже посматривал сверху вниз. Как, допустим, Гамлет с образованием. Затем понял, какие заключены в ней сила и красота, и полюбил, казалось, навеки. Затем, пройдя с ней под руку больше тридцати лет, практически сбежал от нее. Ибо всегда трудно наблюдать, как красивая любимая женщина превращается в наглую, плохо помытую халду. И ничего не мочь сделать.

Вот такая сложная история.

Но сейчас будет рассказ именно о любимой эстраде. Вернее, об одном эстрадном номере. Номер этот был сочинен автором буквально в начале карьеры и первоначально назывался просто – «Дурак». Самому автору он очень нравился, и в то время еще случались исполнители, которые читали такие вещи со сцены.

Ибо сейчас такого не исполняют даже за деньги.

И вот три рассказа о номере «Дурак» и таких же ненормальных исполнителях.

История первая

У автора был друг и хороший артист Володя Чибарь. Однажды он приехал к автору в Киев. Было это лет тридцать тому мокрой осенью. Вот он после первых «здрасьте» сказал: «Старик, у меня через час халтура, поехали съездим, а потом продолжим у меня в гостинице. – И добавил: – Тут одно ПТУ гуляет свою годовщину, меня попросили выступить в сборняке буквально с одним номером». Договорились. Приехали на место уже в сумерках. В здании юбиляра стоял кисловатый запах затянувшегося загула. Что такое ПТУ, то есть профтехучилище, сегодня уже забылось. Кратко можно сказать, что тогдашние бабушки пугали им непослушных внуков. И не напрасно.

Итак, мы приехали. Нас встретил администратор уже начавшегося концерта. Лицо у него было бледноватое, примерно как потолок. «Ну, как концерт?» – спросил Володя из вежливости. «Страшно, – ответил администратор, – но пока держимся. Кстати, – сказал он Володе, отводя глаза, – ты, может, это… лучше едь домой. Песни эти подонки, то есть подростки, принимают еще туда-сюда, а разговорников и прочих просто гонят со сцены. В Алика Октябрева, например, бросили банкой с огурцами; про мат уже не говорю!» – «Я могу не выходить, – сказал Володя, – но ты же мне бабки не заплатишь?» – «Не заплачу», – честно сказал администратор. «Ну, и ничего, – сказал Володя, – в тюрьме работали, на зоне работали и от пэтэушников отобьемся». Мы вошли в большую аудиторию рядом с залом. Там готовились к выступлению или одевались после выступления артисты. Их было легко различить. Готовящиеся были бледные, уже выступившие – красные. Володя перекинулся несколькими словами с отстрелявшимися музыкантами. Те подтвердили: страшно. «Ничего, – сказал Володя, – тяжела и неказиста жизнь советского артиста, но работать нужно!»